Вокруг высились сосновые рощи, полные тайн и теней; серебристые водяные потоки всё бежали по голым скалам, чтобы исчезнуть в глубоких расщелинах, у которых, казалось, не было дна.
Озера были еще чудесней, чем те, которые Тара видела накануне. Солнце окрасило их в золотистый цвет, и ей невольно подумалось, что они попали в сказочную страну, которая прежде существовала только в ее воображении.
— Ничего прекраснее и быть не может! — воскликнула она, заставив мистера Фолкерка бархатно рассмеяться.
— Ты и вчера говорила то же самое!
— Я бы сказала это и завтра, — отозвалась Тара. — Если бы только мы могли путешествовать вечно!
Мистер Фолкерк знал, как Тару тревожит момент ее появления в замке и все, что за ним воспоследует. И у нее были на то все основания. Он и сам испытывал невыразимое и неожиданное для него огорчение из-за того, что странствие их подходит к концу и он не сможет больше обучать чему бы то ни было эту смышленую девочку-девушку.
— Уже очень скоро мы увидим замок, — не без грусти сообщил он, когда лошади перевалили через гребень холма и стали спускаться в очередную долину.
Тара всем корпусом повернулась к нему, отлепив лицо от окна.
— Мне… страшно, — еле слышно пробормотала она.
— Уверяю тебя, все будет не настолько плохо, как тебе кажется, — как мог, успокоил ее мистер Фолкерк.
— А вдруг все окажется… даже хуже?
Легонько вздохнув, она взглянула на него с надеждой:
— Но вы же будете со мной рядом, правда? И я могу рассчитывать на вашу поддержку?
— Разумеется, — уверенно ответил ей мистер Фолкерк. — Но ты должна понимать, что я — управляющий в замке. Всего лишь! И если я заведу себе любимчиков среди слуг, это может вызвать ненужные пересуды и навлечь на наши головы неудовольствие его светлости.
— Я понимаю, — серьезно ответила Тара, кивнув. — Но вы обещали, что я смогу брать у вас книги. И хорошо бы… если бы я при этом могла поговорить с вами… когда мне потребуется. Я не буду злоупотреблять этой возможностью, обещаю вам!
— А я в свою очередь обещаю, что до этого не дойдет, тебе не будет так плохо, как ты рисуешь это себе в воображении, — с улыбкой, но твердо заявил мистер Фолкерк.
Прошлым вечером он вновь терзал себя размышлениями, что вольно или невольно готовит будущее этой беззащитной приютской девчушке, хоть и оказавшейся достаточно образованной. Пожалуй, следует обратить внимание его светлости на ее необычайные способности. Было бы лучше, если бы она перешла под опеку экономки, женщины доброй души, прослужившей в замке более тридцати лет. Она будет Таре защитой в новом для нее окружении, при новых обязанностях, в незнакомой ей обстановке.
— Но кое-что я хотел бы сделать для тебя прямо сейчас! — продолжил он вслух свои мысли. Тара удивленно на него посмотрела. — Если я не ошибся, ты будешь этому рада, и это будет тебе поддержкой.
Не обращая внимания на ее удивленный взгляд, он сунул руку в карман жилета и вытащил оттуда золотой медальон, восемнадцать лет провалявшийся у миссис Бэрроуфилд среди безделушек в шкатулке, — медальон, принадлежавший некогда матери Тары.
Тара от радости вскрикнула и взяла медальон — с такой бережностью, что у мистера Фолкерка не осталось сомнений: подарок сделал ее счастливой. Она так и светилась. Проведя по медальону пальчиком, она поднесла его к губам и, опустив ресницы, поцеловала, затем зажала в маленьком кулачке. И всё улыбалась…
— Ты часто думаешь про свою матушку? — спросил мистер Фолкерк, не сводя с нее восхищенного взгляда. Она была естественна и простодушна в каждом мельчайшем движении, каждом жесте. И столько в ее повадке было природной грации и трогательной какой-то прелести! Легкость, почти прозрачность… Она была рядом — такая близкая, такая доверчивая и открытая — и ускользала… углублялась в свой мир, наполненный светом и самоотверженной добротой.
— Я сочиняю про нее истории! — Он очнулся. Выпутался из смятения. Тара застенчиво ему улыбнулась. — Самые разные! Про нее и про моего отца.
Последние слова она произнесла с некоторой неуверенностью, запнувшись на последнем слове, словно бы опасалась, что мистер Фолкерк напомнит ей, что отец ее — кем бы он ни был — так и не соизволил жениться на ее матери. Но это ему и в голову не пришло. А если бы и пришло, говорить бы этого он не стал, бесконечно щадя ее чувства и ценя то, что она ему доверяет. С момента как он увидел ее, в нем что-то будто преобразилось внутри и требовало теперь выхода. Ему хотелось оградить это невинное дитя от ударов судьбы, но что, что он мог для нее сделать? Он вздохнул, разгоняя непрошенное и мало ему понятное.