— Мать так и не пришла в сознание, — тихо сказала Тара. — Доктор тоже не смог узнать, как ее зовут.
— Но у нее на шее был этот вот медальон?
Он разжал ладонь. Медальон, который несколько минут назад сняла с себя Тара, послал ему тусклый блеск, как знак из далекого счастливого и вместе с тем трагического прошлого…
— Но у нее… не было обручального кольца, — так же тихо напомнила Тара.
— Потому я и подарил ей этот медальон, что не решился вручить кольцо! — с отчаянием повторил граф то, что уже сказал раньше. — Она слишком боялась, что родители его обнаружат.
— Выходит, я… меня нельзя назвать… незаконнорожденной?
Тара буквально выдохнула последнее слово, но граф все-таки расслышал его.
— Ты — моя дочь, рожденная в браке с женщиной, которая была мне дороже рая и всех сокровищ земли!
— Как же я рада! — воскликнула Тара. — Я просто безмерно счастлива!
— А теперь ты должна рассказать мне о себе, — попросил граф. — Я и так потратил восемнадцать лет впустую и хочу наверстать упущенное.
— Рассказ мой будет непродолжительным. Я воспитывалась в приюте, — просто ответила Тара. — В двенадцать лет мне пришлось бы уйти оттуда в прислуги, если бы я не помогала ухаживать за малышами. Вот так я, собственно, и жила все это время…
— А больше ты нигде не бывала?
— Я впервые покинула приют, когда мистер Фолкерк привез меня сюда по распоряжению его светлости.
— Вот тут для меня начинаются загадки, — протянул граф. — Я жду объяснений!
Герцог предпочел бы промолчать. Однако граф, судя по всему, намерен был дождаться ответа, сколько бы у него ни ушло на это времени. И терпения ему было не занимать. Так что пришлось все же дать объяснения.
— Видишь ли, — неохотно пробурчал он, — Маргарет была женой, которую избрали для меня Килдонноны. И после ее смерти я сделал свой собственный выбор! Я имею на это полное право. И мне привезли невесту, которая в тот же вечер стала моей женой.
— Выходит, то, что я слышал — чистая правда… — Граф перевел взгляд с него на Тару. — Но это не что иное, как акт мести! Вот почему ты привез сюда Тару. И вот почему на ней такая одежда! Скорбь в чистом виде! Не то мокрая мышь, не то мокрый птенец…
В голосе его клокотало негодование, и Тара поспешила загасить возможную ссору:
— Прошу вас, не гневайтесь один на другого! Это очень хорошо, что я приехала сюда! В Шотландии так красиво… А у его светлости прекрасная библиотека… И… мне удалось позаботиться о его светлости, когда он был ранен!
— Насколько мне известно, ты не справился с собственным ружьем, — подхватил граф едва ли не с презрением последние слова Тары.
Герцог заметно напрягся, и Тара вновь поспешила вмешаться:
— Это история, которую я придумала… чтобы удержать Мак-Крейгов от мести. Они бы не удержались от нападения на соседей, если бы узнали… кто ранил их вождя.
Граф глянул на нее с улыбкой.
— Ах, вот в чем дело… Ну вот теперь понятно, — с удовлетворением проговорил он. — Что-то подобное наверняка сделала бы и твоя мать. Ей ужасно не нравилось, что наши кланы все время воюют друг с другом. Ей все это представлялось бессмысленно жестоким и жутко нелепым! К тому же, полюбив меня, она поняла, что Мак-Крейги могут сильно отличаться от того, как их изображали ее родственники.
— Если я… ваша дочь, — тихо спросила Тара, — значит, у меня есть фамилия?
— Разумеется! — воскликнул граф. — Ты — леди Тара Мак-Крейг!
Тара взглянула на него широко раскрытыми глазами.
— Это действительно… так?
— Ты такой же полноправный член клана, как я или твой муж.
— Но моя мать… она принадлежала клану Килдоннонов.
— Ты наследуешь имя своего отца. В то же время тебе будет трудно ненавидеть тех, чья кровь — наравне с моей! — течет в твоих венах.
— Не могу поверить! — воскликнула Тара с сияющими глазами. — У меня… у меня есть семья?!
— Разумеется, есть, — ответил граф. — А теперь я желаю расцеловать свою заново обретенную дочь. Ты даже не представляешь, как часто я мечтал об этом!
Он притянул ее к себе и расцеловал в обе щеки.
— Но ты такая худышка! — горестно вздохнул он. — Тебя что, плохо кормили в приюте?
— Не очень… хорошо, — не могла не признать Тара.
Граф многозначительно взглянул на герцога:
— Насколько я помню, Герон, приют — под попечительством нашей семьи?