Уинстон с беззаботным видом повернулся и протянул руку к колокольчику.
— Что ты делаешь? Кого ты хочешь позвать? — спросил Харви.
— Мне нужно что-нибудь узнать о Марине, хотя бы ее фамилию. Она подписалась только именем и не указала адреса.
— Никто не должен знать об этом, — быстро сказал Харви. — Если только репортеры что-нибудь пронюхают, я пропал!
— Я собираюсь поговорить с Пруденс, — произнес Уинстон успокаивающим тоном, будто уговаривал ребенка. — Пруденс все время находилась при нем, с тех пор как он вернулся из Европы, и вообще она живет с нами с незапамятных времен — меня тогда еще и на свете не было. Я думаю, мы совершенно спокойно можем ей доверять.
— Ну да, наверное, — согласился Харви, несколько смутившись.
В это время дворецкий открыл дверь.
— Хадсон, попроси Пруденс спуститься ненадолго вниз, — попросил его Уинстон. — Я думаю, она уже вернулась с похорон.
— Да, мистер Уинстон, она сейчас наверху.
— Мы хотели бы поговорить с ней.
— Да, конечно, мистер Уинстон.
Дверь закрылась, а Уинстон подошел к камину.
— Не волнуйся так, Харви, — сказал он, помолчав. — Ты весь в поту, и каждый, кто тебя знает, сразу поймет, что ты чего-то боишься.
— Да, я боюсь! Скажу тебе больше, Уинстон, — это удар в спину, которого я никак не ожидал, тем более от своего брата.
— Мне кажется, твои страхи совершенно напрасны, Харви, — продолжал Уинстон, — но так как я тебя очень люблю и Элвин тоже много для меня значил, я, конечно же, попытаюсь разобраться в этом деле.
— Не жалей ничего, ты слышишь — ничего! — воскликнул Харви. — Лишь бы она молчала — это все, о чем я тебя прошу. Лишь бы она молчала!
Вошла Пруденс и удивилась, увидев всех троих братьев в кабинете, тогда как — она это знала — в гостиной собрались их родственники и друзья.
Это была пожилая женщина с добрым открытым лицом, которое сразу внушало доверие и взрослым, и детям. Глаза ее покраснели и опухли от слез.
Она была одета так, как одевалась обычно во все те долгие годы, что прожила у них — на ней было серое полотняное платье со стоячим белым воротником и манжетами, как всегда безупречно чистыми. Уинстон отметил про себя, что она немного пополнела и отяжелела, но в общем изменилась очень мало с тех пор, как он ребенком учил свои первые молитвы и азбуку, сидя у нее на коленях.
— Подойдите, Пруденс, — сказал он ей. — Нам нужна ваша помощь, что совсем неудивительно!
— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросила Пруденс, переводя взгляд с Уинстона на Харви, а затем на Гэри.
— Мы хотим, чтобы вы рассказали нам, что вы знаете о женщине по имени Марина? — попросил Уинстон.
Пруденс ответила без всякого колебания:
— Она была другом мистера Элвина…
— В каком смысле — другом? — быстро спросил Харви.
— Я думаю, он познакомился с ней в Швейцарии. После возвращения он получил от нее несколько писем, и я знаю, что он писал ей тоже.
— Где же эти письма? — спросил Харви. — Принесите их поскорее!
— Я не могу сделать этого, мистер Харви.
— Почему?
— Мистер Элвин сжег их.
— Сжег? — воскликнул Харви.
— Да, за несколько дней до смерти он сказал мне: «Пруденс, я думаю, мне нужно привести в порядок свое имущество. Принесите мне мою любимую шкатулку».
— Что это за шкатулка? Пруденс посмотрела на Уинстона:
— Вы, наверное, помните ее, мистер Уинстон…
— Да, это я подарил ее, — ответил он. — Элвину в то время было, кажется, лет пятнадцать. Помнится, я еще сказал тогда, что у каждого человека должно быть место, где бы он мог спрятать письма, если не хочет, чтобы кто-нибудь прочел их. — Уинстон помедлил и добавил, улыбнувшись: — Это случилось после того, как я застал маму за чтением писем от одной моей знакомой, которая ей не очень нравилась.
— Наверное, маме некогда было отдыхать, раз ей приходилось читать все твои любовные письма, — поддразнил его Гэри.
— Продолжайте, Пруденс, — спокойно сказал Уинстон.
— Я принесла шкатулку к его постели, и он достал оттуда свои стихотворения. Некоторые из них он читал мне раньше. Он посмотрел на них и сказал: «Сожгите их, Пруденс!»
«Но почему? — спросила я его. — Ведь они же очень красивые, мистер Элвин! Давайте оставим их. Может быть, их когда-нибудь издадут». «Это как раз то, чего я боюсь, — ответил он мне, — и я не хочу, чтобы люди поняли, что я пытался сказать. Сожгите их, Пруденс». — Пруденс растерянно развела руками. — Ну, я их и сожгла…