5 
– Нет-нет, я просто так спросил. Мне и здесь хорошо. Если только вы не собираетесь угоститься бутербродом с яйцом.
– У меня вообще нет еды. К сожалению.
– В моем чемодане лежит кусок буженины. Могу вам отрезать, если хотите.
– Я не смогу есть в дороге. Стошнит.
– Позвольте узнать ваше имя?
Мать помешкала:
– А на что вам?
– Чтоб обращаться к вам по имени, – сказал парень.
Только сейчас мать разглядела, какой он симпатичный.
Лицо прямо девичье, рассказывала она. Чистая кожа, не познавшая унижения бритвой. Длинные ресницы. Непослушные светлые пряди, падающие на лоб и глаза. Что-то в его облике говорило, что он не представляет никакой угрозы, и мать наконец смягчилась, отбросив настороженность.
– Кэтрин, – сказала она. – Кэтрин Гоггин.
– Рад знакомству. А я Шон Макинтайр.
– Вы из Дублина, Шон?
– Нет, я живу неподалеку от Баллинколлига. Слыхали о таком?
– Слышала, но бывать не бывала. По правде, я вообще нигде не бывала.
– Ну вот, теперь побываете. В Большом чаде.
– Да, побываю. – Мать посмотрела на проплывавшие за окном поля, на ребятишек, которые скирдовали сено и, подпрыгивая, махали автобусу.
– Часто туда-сюда скачете? – помолчав, спросил Шон.
– Что я делаю? – нахмурилась мать.
– Я про Дублин. – Шон схватился за лицо, и сам, видимо, недоумевая, почему всякий раз что-нибудь да ляпнет. – Вам часто приходится туда-сюда ездить? У вас там родственники?
– У меня ни одной знакомой души за пределами Западного Корка. Еду в полную неизвестность. А вы?
– Я там никогда не бывал, но вот дружок мой месяц назад туда отправился и тотчас получил работу в пивоварне Гиннесса. Говорит, и для меня местечко найдется.
– Работники-то, поди, не просыхают.
– Нет, там с этим строго. Начальство и все такое. Мастера следят, чтоб никто не присосался к портеру. Приятель вот говорит, там дуреешь от одного только запаха хмеля, ячменя и дрожжей. Этим запахом, говорит, пропитаны все окрестные улицы и тамошние жители ходят точно поддатые.
– Значит, напиваются задарма, – сказала мама.
– Друг говорит, через пару дней к запаху привыкаешь, но сперва мутит здорово.
– Мой папаша обожает «Гиннесс». – Мать припомнила горький вкус напитка из бутылки с желтой этикеткой – иногда отец ее приносил пиво домой, и однажды она втихаря его отхлебнула. – Вечером по средам и пятницам он в пабе как часы. В среду позволяет себе только три пинты и приходит домой не поздно, но уж в пятницу напивается вдрызг. Домой заявляется часа в два ночи, будит мать и требует, чтоб ему подали сосиски и кровяную колбасу. А если мама откажет, дерется.
– У моего папани всю неделю пятница, – сказал Шон.
– Потому вы и решили уехать?
Шон пожал плечами, долго молчал и наконец ответил:
– Отчасти. По правде, дома у нас маленько неспокойно. Лучше было уехать.
– А почему неспокойно? – заинтересовалась мать.
– Знаете, я бы оставил это при себе, если вы не против.
– Конечно. Не мое собачье дело.
– Не в том смысле.
– Я знаю. Все нормально.
Шон хотел что-то сказать, но ему помешал мальчуган в индейском головном уборе: парнишка стал взад-вперед носиться по проходу, издавая боевые кличи, от которых содрогнулся бы и глухой. Если пацана не уймут, рявкнул водитель, автобус развернется назад в Корк и черта лысого кто получит свои деньги обратно.
– А что вас, Кэтрин, погнало в столицу? – спросил Шон, когда порядок восстановился.
– Я скажу, если обещаете не поносить меня. – Мать вдруг почувствовала, что этому незнакомцу можно довериться. – Сегодня я уже наслушалась злых слов, и, честно говоря, у меня нет сил для новой порции.
– Вообще-то я стараюсь избегать злословья, – ответил Шон.
– Я жду ребенка. – Без тени смущения мать посмотрела ему прямо в глаза. – Но мужа, который поможет его вырастить, не имеется. Излишне говорить, какая буча поднялась. Мать с отцом выгнали из дома, а священник велел навеки убраться вон, дабы не марать поселок.
Шон кивнул, однако теперь, несмотря на щепетильность темы, не покраснел.
– Такое, видимо, случается, – сказал он. – Все мы не без греха.
– Вот он безгрешен. – Мать показала на свой живот. – Во всяком случае, пока что.
Шон улыбнулся и перевел взгляд на дорогу; оба надолго замолчали – может, задремали или только притворились спящими, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Как бы то ни было, прошло больше часа, прежде чем мать вновь посмотрела на своего спутника и легонько коснулась его руки.
5 
