ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  63  

Начальницей отдела считалась мисс Джойс, служившая в министерстве со дня его основания в 1921 году. Ей стукнуло шестьдесят три, и она, подобно моей покойной приемной матери, была заядлой курильщицей, предпочитавшей сигареты «Честерфилд» (красный). Мисс Джойс получала их из Соединенных Штатов партиями по десять блоков, которые хранила в резной деревянной шкатулке с изображением короля Сиама на крышке. Поветрие личных вещиц на столах нас миновало, однако за спиной мисс Джойс висели два плаката, оправдывавших ее слабость. На одном с надписью: ВСЕ МОИ ДРУЗЬЯ ЗНАЮТ, ЧТО «ЧЕСТЕРФИЛД» – МОЙ СОРТ – Рита Хейворт (белая блузка, полосатый жакет, рыжие локоны обольстительно ниспадают на плечи) держала в руке незажженную сигарету и задумчиво смотрела вдаль, где некто (Фрэнк Синатра то ли Дин Мартин) в предвкушении эротических приключений, похоже, сам себя ублажал. На другом (слегка обтрепанном по краям и с заметным следом губной помады на лице персонажа) Рональд Рейган, он же Гиппер, изо рта которого небрежно свисала сигарета, сидел за столом, заваленным пачками «Честерфилда». ВСЕМ СВОИМ ДРУЗЬЯМ Я ПОСЫЛАЮ «ЧЕСТЕРФИЛД».

ЭТО ЛУЧШИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК КУРИЛЬЩИКУ – МЯГКИЙ ВКУС И НИКАКОГО ТАБАЧНОГО ПЕРЕГАРА, гласила надпись, а рекламный герой заворачивал блок в цветную бумагу, собираясь порадовать гостинцем кого-нибудь вроде Барри Голдуотера или Ричарда Никсона.

Мисс Джойс сидела в правом от меня углу, где освещение было лучше, а слева от меня располагалась мисс Амбросия, чрезвычайно легкомысленная и ужасно несобранная девица лет двадцати пяти, которой нравилось ошеломлять меня безудержным заигрыванием и неустанными рассказами о своих бесчисленных постельных подвигах. Обычно у нее в запасе было пять как минимум мужчин, от бармена до хозяина танцзала и от жокея до претендента на российский трон, и она бесстыдно ими жонглировала, словно циркачка-нимфоманка. Каждый месяц неизменно выдавался день, когда она рыдала за столом, заявляя, что «погубила себя» и теперь ни один мужчина ее не захочет, но к полднику вдруг настораживалась и стремглав мчалась в туалет, откуда возвращалась благостная и сообщала о приезде тетушки Джемаймы, которая погостит несколько дней и которой она несказанно рада. Однажды я недоуменно спросил, где проживает ее тетушка, которая ежемесячно ездит в Дублин как на работу. Все вокруг заржали, а мисс Джойс сказала, что тетушка Джемайма некогда регулярно навещала и ее, но последний раз пожаловала еще во время Второй мировой войны, о чем она ни капли не жалеет.

Последний наш сотрудник, мистер Денби-Денби, сидел прямо напротив меня, и я, подняв голову, всякий раз ловил на себе его пристальный взгляд киношного убийцы, размышляющего, как лучше выпотрошить свою жертву. Этакий живчик лет пятидесяти с лишним, он носил цветастые жилеты и под стать им галстуки-бабочки, а его интонации и манеры полностью совпадали с традиционным представлением о гомосексуалисте, хотя он, конечно, не признался бы в подобной ориентации. Волосы его цвета жухлой соломы (или скорее шартреза) топорщились в начесе, а брови оттенком соперничали со зрелой кукурузой. Яркость своей шевелюры он обновлял с регулярностью визитов тетушки Джемаймы к мисс Амбросии и тогда на службу являлся буквально светящимся, от чего все мы давились смехом, а он смотрел на нас вызывающе – дескать, попробуйте сказать хоть слово. Однажды от изумления я чуть не упал со стула, узнав о существовании миссис Денби-Денби и выводка из девяти (!) младших Денби-Денби, которые с потрясающей бесперебойностью появлялись на свет с середины тридцатых до конца сороковых годов. Представить, что он совокупляется с женщиной, было трудно, однако же это произошло девять (!) по крайней мере раз, что окрыляло надеждой касательно моего собственного будущего.

– А вот и он, – сказал мистер Денби-Денби, когда тем чудесным весенним утром я в новом пиджаке (недавно купленном в предвкушении хорошей погоды и надетом впервые) вошел в отдел. – В двадцать один год еще нецелованный! Знаете, кого вы мне напоминаете, мистер Эвери? Святого Себастьяна кисти Боттичелли. Видели эту картину? Наверное, видели. А вы, мисс Джойс? Она висит в берлинском государственном музее. Себастьян голый, в одной набедренной повязке, и весь утыкан стрелами. Божественное творение! Есть еще картина меньшего размера кисти Содомы[22], но о ней даже не стоит говорить.

Я бросил на него раздраженный взгляд, первый за день, сел за свой стол и, развернув свежий номер «Айриш таймс», пролистал его в поисках чего-нибудь, что имело отношение к нашей работе. С первого дня службы я невзлюбил мистера Денби-Денби, гомосексуалиста еще более скрытого, нежели я, а его стремление утаить свою истинную сексуальную ориентацию меня озадачивало и смущало.


  63