На мгновение перехватило дыхание, а уж о том, чтобы что-то сказать, не могло быть и речи. Первым заговорил герцог:
– У меня болит голова.
Тара поспешно села.
– И немудрено. Надо же было сделать такую глупость и целых два дня провести в седле, когда врач велел вам беречься в течение многих месяцев!
Герцог, не ответив, приложил руку к виску.
– Сейчас я разотру вам лоб, как раньше, – проговорила Тара. – Может быть, вы сядете в кресло?
– Я замерз, у меня в спальне не затопили камин, – не отвечая на вопрос, заметил герцог.
– Так можно простудиться! – воскликнула Тара. – Сейчас же ложитесь в постель! Как хорошо, что здесь пуховое одеяло! Я подброшу в камин дров.
С этими словами она вылезла из постели и направилась к камину, рядом с которым стояла корзина с поленьями, совершенно забыв, что на ней не длинная ночная рубашка из плотного коленкора, какие она носила всю свою жизнь, а прозрачная прелестная вещица из тончайшего батиста, отделанная кружевом, которую отец купил ей в Эдинбурге.
Она просвечивала насквозь, открывая взору герцога нежное, гибкое девичье тело.
Подбросив в камин несколько поленьев, Тара подошла к постели и с удивлением заметила, что герцог лег не с краю, как она предполагала, а посредине.
Тара растерянно смотрела на него, не зная, как поступить. Кровать была очень широкая, если она ляжет с краешку, до лба герцога наверняка не дотянется.
– Было бы хорошо, если бы вы немного подвинулись, – заметила она.
– А мне кажется, будет гораздо лучше, если вы обнимете меня, как тогда на Бен-Арке, и разотрете мне виски, как делали это у меня в комнате, когда думали, что я лежу без сознания, – возразил герцог.
Тара вспыхнула от смущения.
– Я не знала… что вы тогда… все чувствовали, – пробормотала она.
– Так было проще всего, иначе бы вы не решились прикоснуться ко мне, – улыбнулся герцог. – Забирайтесь под одеяло. Хоть камин и горит, в комнате холодно.
– Хорошо, – согласилась Тара, чувствуя, что должна делать то, что он говорит.
Она хотела устроиться поверх одеяла, но как-то само собой получилось, что она оказалась рядом с герцогом.
Откинувшись на подушки, Тара притянула его голову к себе на грудь. Все было точь-в-точь как тогда, на горе Бен-Арк, когда герцог потерял сознание, только сейчас рука его обвивалась вокруг ее талии.
Однако Тара решила не обращать на это внимания и думать только о том, чтобы у герцога побыстрее прошла боль. Но легче сказать, чем сделать.
Он был так близко, голова его, как и прежде, лежала на ее груди, и Тара почувствовала, как ее охватывает приятное волнение.
«Мне нужно быть осторожной, он не должен ничего заметить», – напомнила она себе.
Положив руку ему на лоб, она легонько пробежала от бровей к волосам, и так несколько раз. Раньше это очень помогало.
– Мне уже лучше, – удовлетворенно проговорил герцог. – Гораздо лучше!
– Вы должны беречь себя. Мистер Фалкирк считает, что вы еще недостаточно окрепли, чтобы ездить в Эдинбург.
– Вас же здесь не было, так что никто не мог мне помешать, – заметил герцог.
– Наверное… мне не следовало… уезжать от вас, – запинаясь, проговорила Тара. – Но мне казалось… что вам гораздо лучше… и я вам больше… не нужна.
На последних словах голос ее невольно дрогнул.
Воспоминание о том, что сказал герцог на прощание, до сих пор отзывалось в ее душе острой болью.
Герцог ничего не ответил, и Тара, подождав немного, спросила:
– Рука по-прежнему вас беспокоит?
– Не рука, – ответил герцог. – Сердце. Тара вздрогнула от ужаса.
– Сердце? Должно быть, это что-то серьезное. Вы говорили доктору?
– Нет.
– И сколько времени это уже продолжается?
– Давно. С тех пор, как вы уехали.
– Почему же вы мне ничего не сказали в Эдинбурге? Там есть специалисты по всем отраслям медицины. Нужно было обратиться к кому-нибудь из них.
– Ни один из них не в силах мне помочь.
– Откуда вы знаете? Вам что, настолько плохо?
– Очень плохо. Нестерпимая боль!
Тара обняла герцога крепче и убрала руку с его лба.
– Послушайте, – взволнованно проговорила она. – Так продолжаться не может. Разрешите мне послать за доктором.
– Я ведь уже сказал: он мне не поможет.
– Но что же нам делать? – беспомощно спросила Тара.
– Я вот все думаю, может быть, вы сможете мне помочь.
– Я сделаю все… все, что смогу, лишь бы унять вашу боль.