41 
Дугу тяжело далось это признание, и он удивился тому, как спокойно кивнул в ответ на эти слова Виктор.
— Вы… вы об этом знали? — удивленно спросил Дуг. — Вам… вам известна эта история?
Виктор потер висок:
— Только в общих чертах, мистер Фортнэм. Хотя кингстонским дамам из высшего общества не терпелось доложить мне подробности, с тех пор как они увидели меня на вашем балу вместе с Деирдре. Однако я сознательно не пошел на это. Что касается происхождения Деирдре… Не обижайтесь на меня, я очень внимательный наблюдатель, и… Я никогда не встречал темноволосого ребенка, у которого оба родителя были бы светловолосыми. Оба ваших очаровательных сына тоже блондины, и оба очень похожи на вас. Деирдре же во всем, кроме цвета волос и кожи, похожа на вашу уважаемую супругу. Значит, следует предположить, что слухи соответствуют действительности…
Дуг одним глотком опустошил свой бокал.
— Ну, и что же вам рассказали? — спросил он.
Виктор пожал плечами.
— Я не особенно прислушивался к сплетням, мистер Фортнэм. Поверьте мне, что сплетен я не люблю. Но говорили о похищении и о многолетней… связи… с каким-то чернокожим.
Дуг вздохнул и снова наполнил свой бокал. Лишь сделав глоток, он собрался с силами, чтобы снова погрузиться в свое прошлое и прошлое Норы. Он подробно рассказал Дюфрену о своей детской дружбе с рабом Аквази и о том, как эта дружба внезапно закончилась, когда отец Дуга обнаружил, что его сын научил своего приятеля читать и писать. Тогда он отослал Дуга на воспитание в Англию, а Аквази был отправлен на плантацию. Молодой чернокожий должен был работать в тяжелых условиях и время от времени пытался протестовать, что влекло за собой суровые наказания. И лишь после того, как Нора вышла замуж за Элиаса Фортнэма и вскоре после своего прибытия на Ямайку стала защищать рабов, Аквази получил помощь и влюбился в молодую жену своего баккра.
— Эта любовь, естественно, была безнадежной и осталась безответной, в отличие от моей любви к Норе, — рассказывал Дуг внимательно слушающему его молодому врачу. — Потому что я тоже влюбился в свою мачеху, когда вернулся на Ямайку. Ее брак с моим отцом был катастрофой. А Аквази меня возненавидел. Он винил меня в том, что его сослали на плантацию, в то время как я не имел к этому никакого отношения. А когда он обнаружил, что между мной и Норой зарождается чувство… В конце концов Аквази сбежал с плантации и примкнул к маронам. Ну, вы уже знаете, кто такие мароны — свободные негры и беглые рабы, скрывающиеся в Блу-Маунтинс. За столько лет они уже давно стали миролюбивыми, но тогда часто нападали на удаленные плантации. Жертвой одного такого набега стало поместье Каскарилла Гарденс. Мароны убили моего отца, а Аквази похитил Нору, чтобы сделать ее своей женой. Я думал, что она погибла. Когда через несколько лет я наконец услышал о том, что в Нэнни-Тауне насильно удерживают белую женщину, я тут же отправился туда и… ну, мне удалось освободить Нору. Однако у нее уже была Деирдре. Она была таким милым ребенком… Для меня было большой радостью воспитывать ее как свою родную дочь. Губернатор оказал мне дружескую помощь. Он пошел мне навстречу и разрешил выдать Деирдре грамоту о даровании свободы, а также помог оформить бумаги на удочерение.
Дуг задумался на мгновение, рассказывать ли Виктору о втором ребенке, о котором тогда заботилась Нора — о сыне Аквази и рабыни Маану, — однако затем пришел к выводу, что судьбы Аквази, Джефа и Маану вряд ли заинтересуют его будущего зятя.
— Итак, вы знаете все, — закончил он. — Деирдре дочь раба. Вы все еще хотите жениться на ней?
Виктор Дюфрен улыбнулся.
— Я не могу представить себе большей радости, — сказал он спокойно, — чем иметь право сделать Деирдре счастливой. Для меня она не дочь раба, а член семьи Фортнэмов из поместья Каскарилла Гарденс, к которым я испытываю огромное уважение.
Виктор Дюфрен сделал предложение Деирдре на том самом берегу перед Каскарилла Гарденс, который всегда был для Норы символом ее любви к Ямайке. Молодой врач выехал с девушкой на конную прогулку и, когда они достигли моря, спрыгнул с лошади и помог Деирдре спешиться.
— Давайте пройдем несколько шагов, Деирдре, — нежно сказал Виктор. — Я… я хотел бы поговорить с вами и при этом быть к вам ближе, чем это возможно, сидя на лошади.
Эти вступительные слова развеселили Деирдре, однако она кивнула и в ожидании послушно склонила голову. Молодой врач очень осторожно стал говорить о своей сердечной склонности, вспыхнувшей при первом взгляде на нее, о восхищении ее красотой и грациозностью.
41 
