191 
Конечно же, Лукас часто думал о том, как приблизиться к своему юному ученику и другу телесно. Он мечтал о глубоких объятиях и просыпался с эрекцией или, что еще хуже, между мокрыми простынями. Но Лукас старался соблюдать дистанцию. В Древней Греции любовная связь между мальчиком и наставником была абсолютно нормальным явлением; в современном же Вестпорте их обоих прокляли бы за подобные действия. При этом Дэйв совершенно спокойно находился в обществе Лукаса. Лежа на берегу рядом со старшим товарищем и нежась под лучами жаркого солнца, Дэвид часто разводил руки и ноги, касаясь Лукаса. А когда зима закончилась и Лукас тоже начал с удовольствием плескаться в воде, юноша подзадоривал того на бои. Он совершенно не стеснялся при этом обхватить Лукаса ногами или прижаться грудью к его спине. Лукас радовался при этом, что Буллер и летом была довольно холодной, из-за чего его эрекция быстро пропадала. Приятным завершением подобного веселья было бы разделить постель вместе с Дэвидом, но Лукас знал, что он не должен проявлять настойчивость и быть жадным. То, что он сейчас переживал, и так было намного больше, чем он мог когда-либо надеяться. Желать большего было бы неуместно. Лукас также понимал, что его счастье не могло длиться вечно. Когда-нибудь Дэвид вырастет, наверняка влюбится в какую-нибудь девушку и забудет о нем. Но до тех пор юноша выучил бы достаточно, чтобы заработать себе на жизнь изготовлением мебели или строительством домов. Лукас сделал бы все, что было в его силах, чтобы Дэвид добился успеха. Он пытался научить мальчика основным математическим понятиям и счету в надежде сделать из него не только хорошего ремесленника, но и предприимчивого торговца. Лукас любил Дэвида самоотверженно, беззаветно и нежно. Он радовался каждому дню, проведенному рядом с юношей, и пытался не думать о неминуемом конце их отношений. Дэвид был еще так молод! Перед ними были годы и годы совместной дружбы.
Дэвид — или Стейнбьорн, как он все еще себя называл, — не разделял самодовольства Лукаса. Юноша был умным, прилежным и страстно любил жизнь. Но прежде всего он был влюблен. Эту тайну он не выдал пока что никому, даже Лукасу, своему самому близкому другу, который практически заменил ему отца. Именно любовь послужила причиной, по которой Стейнбьорн так охотно принял новое имя и каждую свободную минуту проводил за мучительным чтением «Дэвида Копперфильда», чтобы наконец-то поговорить с Дафной. Никто даже не представлял, насколько сильно Дэвид томился своими чувствами к девушке. Конечно же, он знал, что у него не было никаких шансов. Скорее всего, она не согласилась бы пойти с ним наверх, даже если бы ему удалось накопить достаточно денег для совместной ночи. Для Дафны он был всего лишь ребенком, которого нужно было защищать и о котором следовало заботиться, как и о близняшках, но точно уж не клиент.
Впрочем, Дэвид и не хотел им быть. Он видел в Дафне не проститутку, а будущую почтенную супругу. Когда-нибудь он заработает достаточно денег, выкупит у Иоланды права на девушку и убедит Дафну, что она заслуживает более достойной жизни. Близняшек она может забрать с собой — в своих мечтах Дэвид готов был обеспечивать их содержание.
Однако этим мечтам суждено осуществиться только в том случае, если Дэвид заработает деньги, много денег, и желательно побыстрее. Он не мог спокойно наблюдать за тем, как Дафна обслуживала какого-нибудь мужчину в пабе, а затем поднималась с ним на второй этаж. Она не будет заниматься этим вечно, она просто не может остаться здесь навсегда. Дафна жаловалась, что Иоланда не оставляла ее в покое. Рано или поздно девушка исчезнет, чтобы начать новую жизнь.
Поэтому Дэвиду нужно предвидеть и опередить этот момент, а потом сделать Дафне предложение.
Теперь юноше стало совершенно очевидно, что, будучи строителем или плотником, он никогда не отложит необходимую сумму денег. Чтобы быстро сколотить себе состояние, необходимо найти другую работу. Волею судьбы как раз в это время на Южном острове, в нескольких милях вверх по течению Буллер, обнаружили золото. Все больше золотоискателей заполоняли город, скупали провиант, лопаты и ковши для промывки золота и снова исчезали в джунглях или в горах. Поначалу подобных искателей счастья никто не воспринимал всерьез, но когда первые счастливчики вернулись с маленьким состоянием на поясе, золотая лихорадка охватила даже оседлых жителей западного побережья.
191 
