Особенно,... 
18 
– Леди, вы что же, хотите меня убедить, что за четыре года совместной жизни ни разу не слышали о Мэтерсоне? И ни о чем не знали?
Возмущение оказалось сильнее страха. С нее довольно. Шелби вспыхнула, как спичка.
– Мне совершенно плевать, что вы думаете, мистер Прайвет! С высокой колокольни. И если вы возомнили, что вот так вломитесь в мой дом, а я вам из кармана выложу кучку каких-то марок и драгоценностей, а то и сотни тысяч наличными, то сами вы дурак каких поискать! И грубиян к тому же. Убирайтесь!
– Я всего лишь добываю информацию.
– Больше мне ничего не известно. – Гнев утих. Теперь это была просто усталость. – Я не могу рассказать то, чего не знаю. Если у вас есть вопросы, можете задать их Майклу Спирсу или Джессике Бродвей. «Спирс, Кэннон, Файф и Ганновер». Адвокатская контора в Филадельфии, помогающая мне выбраться из того дерьма, в котором я оказалась. А теперь вы или уходите, или я вызываю полицию.
– Ухожу, – сказал он, следуя за Шелби, которая решительно вышла и направилась за его пальто.
Он достал и подал ей визитку.
– Если что-нибудь вспомните, позвоните мне.
– Я не могу вспомнить то, чего не знаю. – Но карточку взяла. – Если деньги вашего клиента присвоил Ричард, могу только посочувствовать. Но сюда, пожалуйста, больше не приходите. Второй раз я вас не впущу.
– В следующий раз это может быть и полиция, – сказал он. – Вы это учтите. И визитку мою не потеряйте!
– В тюрьму не сажают за глупость. А других прегрешений я за собой не знаю.
Она открыла дверь и негромко ойкнула при виде человека, собирающегося позвонить.
– А, миссис Фоксворт? Я вас напугал. Я Мартин Лодердейл.
Он был старше, с выцветшими голубыми глазами за стеклами очков в тонкой оправе и аккуратно подстриженной седой бородкой – перец с солью, но с преобладанием соли.
– Спасибо, что приехали, мистер Лодердейл. До свидания, мистер Прайвет.
– Не теряйте визитку! – напомнил Прайвет и, обогнув нового посетителя, зашагал по пустой дорожке к серому автомобилю.
В машинах Шелби неплохо разбиралась – недаром ее дедушка был автомехаником – и сейчас внимательно оглядела автомобиль Прайвета. «Хонда Цивик», серого цвета, номера флоридские.
Если еще раз увидит ее в окрестностях, позвонит в полицию.
– Позвольте ваше пальто, – сказала она Лодердейлу.
К концу недели библиотека и хозяйская спальня опустели. Она продала бильярдный стол, рояль, тренажеры Ричарда и еще бесчисленное количество всякого барахала – все через Интернет.
Задолженность по одной из оставшихся десяти кредиток сократилась до такой незначительной суммы, что мысленно Шелби с этой картой уже распрощалась.
Она поснимала со стен последние картины и тоже продала, а заодно и шикарную кофемашину и не менее шикарный профессиональный блендер для коктейлей.
* * *
Сейчас Шелби жила в практически пустом доме. Что хуже: в практически пустом доме жила ее маленькая дочь – одна, без подруг, без собеседников: всех их заменила мать.
Прошло четыре с половиной года с того дня, как теплым октябрьским вечером, на Западе, она купила себе голубое платье – Ричарду она больше нравилась в голубом, – потратила час времени на выпрямление волос – Ричард не любил кудри, – и шагнула в проход дурацкой маленькой часовни с одной белой розой в руке.
Она считала тот день самым счастливым в своей жизни, но это была никакая не ее жизнь. Всего-навсего иллюзия, даже хуже – просто ложь.
И после того события она изо дня в день из кожи вон лезла, чтобы быть хорошей женой, чтобы научиться готовить то, что любит Ричард, чтобы уметь собраться и выйти из дома, как только Ричарду придет это в голову, чтобы одеваться так, как ему нравится. Чтобы Кэлли всегда была умыта и накормлена, а к его приходу еще и нарядно одета.
Со всем этим покончено, подумала она.
– Со всем этим покончено, – повторила она вполголоса. – Так почему тогда мы до сих пор здесь?
Шелби прошла в свою бывшую гардеробную, где уже начала укладывать вещи в чемоданы «Луи Вюиттон», которые Ричард купил ей в Нью-Йорке взамен ее спортивной сумки, куда она быстро запихала свои вещи, когда сбежала с ним.
Шелби всерьез взялась за дело. Усадив дочь на кухне за кашу, включив ей «Шрека», принялась укладывать детские вещи. Потом, следуя одному из железных правил своей мамы – никогда никому не звонить раньше девяти утра за исключением полиции, пожарных или сантехника, – она дождалась этого часа и набрала Донне.
18 
