30 
Лилли сделала шутливый книксен.
– Из уст такого специалиста, как ты, это настоящий комплимент.
– Самое меньшее, что я могу, это поставить тебе выпивку как явной победительнице. Мы можем где-нибудь пересечься?
Лилли кивком указала на еще не осевшую тучу пыли, поднятую джипом девушек.
– Я думала, у тебя есть планы.
– У меня есть планы. Я планирую встретиться с тобой.
Ее улыбка угасла. Лилли засуетилась в поисках ключей от машины.
– Спасибо, Тирни, но я вынуждена отказаться.
– Как насчет завтрашнего вечера?
– Извини, не могу. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Мы с мужем приглашены на ужин.
Его улыбка не просто угасла – он был сражен.
– Ты замужем. – Это был не вопрос, а утверждение.
Она кивнула.
Он взглянул на ее безымянный палец без кольца. Его выражение – смесь растерянности и разочарования – говорило само за себя. Молчание казалось бесконечным.
В конце концов Лилли первой протянула ему руку.
– Очень рада была познакомиться, Тирни.
Он пожал ее руку.
– Аналогично.
– Буду следить за твоими статьями, – сказала Лилли, садясь в машину.
– Лилли…
– Прощай! Береги себя. – Она торопливо захлопнула дверцу и сорвала машину с места, прежде чем он успел еще что-то сказать.
Больше они не виделись вплоть до вчерашнего дня, когда она заметила его на другой стороне Главной улицы в центре Клири. Датч невольно налетел на нее, когда она вдруг застыла на ходу.
– Что там такое?
Тирни как раз открывал дверцу своего «Чероки», когда случайно бросил взгляд в ее сторону. Он пригляделся внимательнее. Их взгляды встретились, они оба замерли.
– Бен Тирни, – рассеянно ответила Лилли на вопрос Датча. А может быть, просто произнесла вслух имя, не дававшее ей покоя последние восемь месяцев.
Датч проследил за ее взглядом. Тирни по-прежнему стоял на другой стороне улицы – одна нога в машине, другая на мостовой – и смотрел на Лилли, словно ожидая от нее некой команды насчет того, что ему делать.
– Ты знаешь этого парня? – удивленно спросил Датч.
– Я с ним познакомилась прошлым летом. Помнишь, я спускалась на байдарке по Французской Стерве? Он был в группе.
Датч толчком открыл дверь в адвокатскую контору, где им предстояло подписать документы о продаже коттеджа.
– Мы опаздываем, – сказал он и втащил ее внутрь.
Когда они вышли из конторы через полчаса, Лилли невольно окинула быстрым взглядом Главную улицу в поисках черного «Чероки». Ей хотелось хотя бы поздороваться, но ни Тирни, ни его джипа не было видно.
И вот теперь он сидел в четырех футах от нее, а ей трудно было встретиться с ним взглядом, и она не знала, что сказать. Ощутив на себе его упорный взгляд, она заставила себя поднять глаза.
– После того дня на реке я несколько раз звонил тебе в редакцию в Атланте.
– Твои статьи не подходят нам по профилю.
– Я звонил не для того, чтобы пристроить статью в журнал.
Лилли отвернулась и посмотрела на пустой камин. Этим утром она своими руками выгребла из него золу. Теперь ей казалось, что это было много лет назад.
– Я знала, зачем ты звонишь, – тихо призналась она. – Вот потому-то и не отвечала на звонки. По той же причине я не могла встретиться с тобой в тот день после экскурсии на байдарках. Я была замужем.
Тирни встал, обогнул кофейный столик и сел рядом с ней на диван. Сел так близко, что ей пришлось на него посмотреть.
– Но сейчас ты уже не замужем.
* * *
Уильям Ритт поднял голову и улыбнулся своей сестре, убиравшей со стола его пустую тарелку.
– Спасибо, Мэри-Ли. Рагу было отменное.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Я тут подумал: а не ввести ли нам фирменное блюдо в обеденное меню в аптеке? Свое на каждый день недели. Субботний мясной рулет. Пятничные пирожки с крабами. Ты готова поделиться своими рецептами с Линдой?
– Это мамины рецепты.
– Ну, допустим. Но ведь ей уже все равно, поделишься ты ими или нет.
Любому другому такие слова показались бы бесчувственными и жестокими, но Мэри-Ли знала, почему Уильям так говорит, и не могла его винить. Их родители умерли, но дети по ним не горевали. Отец их отличался феноменальным равнодушием, мать – безудержным эгоизмом.
Отец был человеком суровым и замкнутым. Каждое утро он вставал до рассвета и спускался с горы в городскую автомастерскую, где работал механиком, домой возвращался к ужину, который методично поглощал. Он ворчливо и скупо отвечал на прямые вопросы, но помимо этого ему нечего было сказать членам своей семьи, разве что попрекнуть или выбранить. После ужина он принимал ванну, уходил в свою спальню и закрывал за собой дверь, наглухо отгораживаясь от близких.
30 
