Последние отзывы

  30  

– Вы могли не соглашаться, – слабо отбивалась Маша.

– Не соглашаться? Отказать Гончарову? Ты в своем уме? – и Щучка посмотрел на Машу как на буйнопомешанную. Его можно было понять, контракт с «Русским раздольем» был очень, очень жирным. На деле – самым жирным за всю историю существования архитектурного бюро господина Щучки. Еще бы он не согласился поруководить в отсутствие Николая! Кто же откажет Гончарову! Маша побелела, вспомнив, с какой отчаянной злостью смотрел на нее Николай, когда она сказала – случайно – именно эту фразу.

– Я не отвечаю за его планы, – добавила Маша, проклиная себя за дурацкую слабость. Еще неделю назад Маша хотела рассказать всем о том, что помолвка между нею и Гончаровым разорвана. Что, да, она сошла с ума и отказала Гончарову. Она не думала, не понимала до конца, что делала. Не осознавала, как говорят, последствий. Ей просто не хотелось, чтобы Николай и все вокруг считали, что он берет ее из жалости, а она идет за него из жадности. Она не собиралась, в страшном сне не думала, что этим самым она «откажет» ему.

Она сама не знала, чего хотела.

Факты же были таковы, что, уезжая, Гончаров «забыл» упомянуть о их с Машей разрыве, а сама Маша молчала, продолжая тешить себя глупой надеждой, что Гончаров вернется и что все наладится – как-нибудь. Тешила себя этой надеждой всю неделю. Но Гончаров не возвращался.

– Его секретарь сказала, чтобы мы продолжали все в соответствии с разработанными планами. Ты можешь мне прояснить, что происходит? Почему я разговариваю с какой-то секретаршей? Он вообще где? Он запретил тебе говорить? Он что, готовится к свадьбе?

– Это уже чересчур! – воскликнула Маша. – Это не ваше дело.

– Пока я сижу на этом чертовом поле, все это – мое дело. Я устал ездить сюда каждый день. У меня офис в центре, я хожу до него пешком. Я по утрам в бассейн не успеваю. У меня спина начала болеть, слышишь, Кошкина?

– Купите мазь, – бросила она. Когда неделю назад она приехала на поле, то была уверена, что самым сложным для нее будет – встретиться взглядами с Гончаровым. Оказалось, что НЕ встретиться было в сто раз хуже. Маша огляделась, пытаясь держать себя в руках. Это было непросто. Самообладание никогда не было сильной Машиной чертой. – Где вообще носит этого депутата? Какого черта мы должны тут торчать? У меня тоже, между прочим, могут быть дела.

– Какие у тебя могут быть дела, когда Гончарова нет? – прыснул ядом Щучка и холодно улыбнулся. Это было за всеми пределами Машиного терпения. Она подскочила и, раскрасневшаяся, возмущенная, уставилась на Бориса Яковлевича.

– А вы, значит, считаете, что я сижу тут только для того, чтобы кресло заполнять? Потому что Гончаров так велел? Кто ж его ослушается, верно? Так вот, уважаемый Борис Яковлевич, мы расстались. Расстались с Гончаровым, слышите вы? И я не знаю, где ваш разлюбезный Гончаров. Я понятия не имею, где он, потому что мы расстались. Разошлись! Повторить по буквам? Все! Мы не вместе. Финита. Можете придержать свои пошлости при себе. Я здесь – потому что я работаю над этим проектом, и ни по каким больше причинам. Я занимаюсь этим поселком. И, так уж вышло, этим дурацким парком тоже я занимаюсь, уже не знаю зачем. Кому это только нужно!

– Нам! Это нужно всем нам!

Маша резко развернулась и чуть не опрокинула кресло, рядом с которым она стояла. В дверях кабинета «нарисовался» депутат, и его круглое ухоженное лицо с зачесанными назад седыми волосами было взволнованно. Что именно он слышал, осталось за кадром. Может быть, что даже и все. В любом случае его появление дало Щучке возможность прийти в себя после поистине неожиданного Машиного заявления. Он молча переводил взгляд с пышущей жаром Маши на сытого Ратько, переваривая только что услышанное.

– Иван Генрихович, – пробормотала Маша, радуясь уже тому, что сильнее покраснеть она уже не может. – Мы не слышали, как вы зашли.

– Это я понял, – улыбнулся депутат. У него была добрая, располагающая улыбка, отработанная долгими часами практики. Его работа всегда зависела от того, насколько хорошее впечатление он сумеет произвести – на людей, на избирателей, на своих «доверителей» разной степени важности и высоты полета. – Простите ли вы меня, Мария Андреевна, за опоздание? Меня задержали в мэрии.

– Ну, с мэрией я тягаться не могу.

– Между прочим, частично меня задержали как раз из-за нашего с вами «дурацкого парка»! – Иван Генрихович улыбнулся, повторив в точности сказанную Машей фразу. – Но я рад, что так вышло. Потому что теперь уж я стою пред вами с самыми свежими новостями. Хотя я и хотел бы, чтобы новости были получше. Ну, что есть – то и есть.

  30