— Откуда вам это известно? — удивился герцог. — Не могу поверить, что в вашем возрасте и при той жизни, какую вы ведете, вы могли бы свести хоть какое-то знакомство с итальянцами.
Темпера с опозданием поняла, что совершила очередную оплошность.
Она хотела дать герцогу понять, что мачеха неопытна и наивна, но своими словами скорее ухудшила, чем приукрасила, ситуацию.
Герцог смотрел на ее профиль, рисовавшийся на фоне окружавших долину скал. Молчание нарушал только шум небольшого водопада.
— Я не был здесь много лет, — заговорил снова герцог непринужденным тоном, — и вам, может быть, полезно будет узнать, что неподалеку отсюда есть пещера, которую никто из моих гувернеров так и не обнаружил.
Темпера чувствовала, что он ее дразнит, и этого уж никак нельзя было позволять.
— Я ни от кого не прячусь, ваша светлость, — сказала она, — и мне кажется, что мне уже пора вернуться в замок, а вам… не следует быть здесь вместе со мной.
— Кто мне будет указывать, что мне следует или не следует делать? — возразил он. — Я сам себе хозяин.
— Да… да, конечно, — поспешно согласилась Темпера, — но если кто-нибудь нас здесь увидит, он сочтет это очень… странным.
— Полагаю, очень маловероятно, чтобы нас кто-нибудь здесь увидел, потому-то вы и пришли сюда.
— Я никак не могла ожидать, что ваша светлость… последует за мной.
— Я знаю, — сказал он, — но вы же могли предположить, что я захочу поблагодарить вас за подарок? Ведь это подарок, не так ли?
На секунду замявшись, Темпера отвечала:
— Если… вашей светлости угодно… принять его.
— Да, разумеется, и могу сказать, не впадая в итальянское красноречие, что нахожу у вас незаурядный талант и исключительное чувство света.
Темпера почувствовала, как краска заливает лицо.
— Ваша светлость… очень добры, — проговорила она, запинаясь.
— И я уже знаю ответ на заданный мною вопрос, — продолжал он. — Дело в том что у вас есть проблема, которой вы не хотите со мной поделиться.
Темпера слегка развела руками.
Как она могла дать ему понять, что, не говоря уже о полной невозможности для нее делиться с ним своими проблемами, ему не следовало бы сидеть здесь рядом с ней, в то время как мачеха развлекается с графом, который окончательно ее скомпрометирует.
— Многие обращались ко мне со своими проблемами, — мягко продолжал герцог, — я могу без ложной скромности сказать, что редко так бывало, чтобы я был не в состоянии помочь или хотя бы дать необходимый совет. Мне бы хотелось, чтобы вы мне доверились.
— Это невозможно! Совершенно… невозможно! — горячо возразила Темпера, чувствуя, что ей трудно устоять против его просительного тона. — Ваша светлость должны меня простить. Я знаю, вы думаете, что я глупо веду себя, но с моей проблемой могу справиться только я сама.
— Вы уверены? — спросил герцог.
Словно повинуясь его воле, она взглянула на него, и так как они сидели рядом, их глаза встретились.
Время, казалось, остановилось, ей стало трудно дышать.
У нее было такое ощущение, что их только двое на всем свете, и в то же время Темпера остро чувствовала лежавшую между ними пропасть, на дне которой были ее мачеха, ее собственное ложное положение и, что хуже всего, подделка вместо его картины.
— Скажите же мне, в чем дело? — произнес он с мольбой в голосе.
Какое-то мгновение Темпера была готова во всем признаться. Она чувствовала, хотя он даже не шевельнулся, что его руки тянутся к ней. Достаточно было бы одного ее легкого движения, и она оказалась бы в его объятиях.
С нечеловеческим усилием она отвернулась; волшебство нарушилось, причинив ей почти физическую боль.
Она порывисто поднялась на ноги.
— Я должна возвращаться… ваша светлость, — сказала она. Голос ее звучал по-детски испуганно. — Я умоляю вашу светлость не говорить со мной… не приближаться ко мне. Я… я не могу объяснить, но этого не должно больше быть.
Герцог не тронулся с места. Она взглянула в его прекрасное лицо. Солнечный луч, проникающий сквозь листья оливы, золотил его волосы.
Со звуком, похожим на рыдание, она повернулась и устремилась по извилистой дорожке обратно в замок.
Войдя к себе в комнату, где ей показалось жарко и душно, Темпера рухнула на постель.
— Почему? Почему? Почему он вызывает у меня такие чувства? — спрашивала она себя.
Она знала ответ, но в то же время не осмеливалась прислушаться к своему сердцу, говорившему ей то, что рассудок отвергал как невозможное.