Последние отзывы

  218  

— Я видела его пять минут назад, он был в полном порядке.

— Ой, батюшки, вот ведь какая я глупая, я имела в виду Джонни, товарища Джонни. Если бы вы только знали, что вы оба значили для меня, когда я была молода, вы были таким примером, вдохновляли нас, товарищ Джонни и товарищ Фрэнсис…

— Извините, но мне…

— Надеюсь, я ничем вас не обидела.

— Просто скажите, в чем дело?

— Он так постарел, бедняга, так постарел…

— Мы с ним ровесники.

— Да, но одни люди переносят годы лучше, чем другие. Я только хотела, чтобы вы знали, — закончила Джинни и заторопилась прочь, помахав на прощание рукой испуганно и одновременно злобно.

Фрэнсис рассказала о встрече Колину, который сказал, что отец может хоть провалиться в тартарары, его это не касается. А Фрэнсис заявила, что ни за что на свете не станет склеивать разбитую Джонни чашку. Таким образом, миссия выпала на долю Эндрю, который как раз заехал в Лондон на полдня по пути из Рима куда-то еще. Он нашел Джонни в приятной комнате в доме достойнейшей женщины (так отозвался о ней Эндрю) в пригороде Лондона. Товарищ Джонни превратился в хилого старика с завитками седых волос вокруг блестящей лысины, пафосного и в то же время жалкого. Приходу Эндрю он обрадовался, но показывать этого не желал.

— Садись, — пригласил он. — Возможно, сестра Мег угостит нас чаем.

Но Эндрю остался стоять и сказал:

— Я пришел потому, что, как нам стало известно, у тебя настали нелегкие времена.

— А у тебя, говорят, дела идут прекрасно.

— Рад подтвердить, что твоя информация верна.

Немногие люди сочтут положение Джонни таким уж тяжелым, но нельзя забывать, что две трети жизни он провел в пятизвездочных отелях братских Советского Союза, Польши, Китая, Чехословакии, Югославии; он побывал везде — в Чили, в Анголе и на Кубе, где только ни проводились конференции товарищей. Весь мир был его бочонком устриц, его горшочком меда, его вечно открытой банкой белужьей икры, и вдруг Джонни оказался в комнате — в удобной комнате, но всего в одной, — и в его распоряжении была только пенсия по старости.

— Конечно, льготный проездной очень помогает.

— Наконец-то ты влился в ряды пролетариата, — заметил Эндрю, снисходительно улыбаясь с высоты своего благосостояния.

— И еще я слышал, что ты женился. Это хорошо, а то я уж начал бояться за твою ориентацию.

— В наши дни ни в ком нельзя быть уверенным. Но оставим мои дела, вернемся к тебе. Нам кажется, что ты не будешь возражать, если мы предложим тебе квартиру в цоколе.

— Весь дом принадлежит мне, так что не надо представлять дело так, будто делаешь мне одолжение.

На самом деле Джонни был доволен: ему предлагались целых две хорошие комнаты и при этом никаких расходов.

Колин помог отцу разложить вещи и предупредил, что пусть Джонни не ожидает, будто Фрэнсис будет обслуживать его.

— Когда это она обслуживала меня? Хозяйка из нее всегда была никудышная.

Надо признать, что Джонни не обременил семью своими нуждами. К нему постоянно шли почитатели с дарами и цветами — как к алтарю. Джонни находился в процессе превращения в святого человека, последователя какого-то древнего индуса. От него нередко можно было услышать: «Да, в молодости я, было дело, заигрывал с красными». Он сидел на кровати со скрещенными ногами, и его давнишний жест — вытянутые вперед руки ладонями вверх — прекрасно подошел к его новому имиджу. Джонни обзавелся учениками, преподавал медитацию и четверичный священный путь. В качестве платы ученики убирали его комнаты и готовили учителю еду, в которой основным ингредиентом была чечевица.

Но этот его новый образ можно рассматривать всего лишь как несколько подправленную роль в старой пьесе, где товарищей заменили сестры и братья. Тем более что старый образ не исчез навсегда, он всплывал на поверхность, когда к Джонни заглядывали его бывшие приятели — повспоминать о прошлом, словно грандиозного провала Советского Союза никогда не было, словно Империя все еще маршировала вперед. Состарившиеся мужчины и женщины, чьи жизни были освещены великой мечтой, сидели, говорили и пили вино, и эти собрания почти ничем не отличались от былых воинственных вечеров за одним лишь исключением: теперь они не курили, тогда как раньше из-за сигаретного дыма почти не видно было их лиц.

Перед тем как разойтись гостям, Джонни понижал голос, поднимал бокал и произносил тост:

  218