Последние отзывы

  102  

— Вот как? Хочешь сказать, ты взял бы меня с чужим ребенком, с изуродованным лицом и остался бы со мной, если б я превратилась в инвалида?

— Ты знаешь, что это так.

— Я знаю лишь то, что тебе наплевать на меня и на Мойру. Так ты отказываешься принять деньги Дилана?

— Окончательно и бесповоротно.

— Тогда я забираю Мойру и навсегда покидаю Галифакс.

Миранда решила это в один миг, и ей тут же стало удивительно легко. Она ничего не должна этому человеку. Она ничего не должна никому.

Ощущая горячее желание уехать как можно дальше от Кермита, от Дилана, от всех сомнений, терзаний и горестей прежней жизни, Миранда заметалась по комнате, собирая какие-то вещи. Потом вышла за дверь и вернулась, ведя за руку Мойру.

Глядя на ее суету, Кермит не промолвил ни слова, но увидев дочь, твердо произнес:

— Ребенка ты не получишь.

Миранда сузила глаза и скривила губы.

— Зачем тебе Мойра? Что ты станешь с ней делать? Ты не в состоянии обслуживать самого себя!

— Это неважно. Ты можешь убираться отсюда. Отныне ты для меня — никто. Но она была и останется моей дочерью.

Подозвав малышку, он привлек ее к себе. Кермит не ожидал того, что случилось дальше: Миранда принялась яростно тянуть девочку за руку. Кермит не отпускал Мойру. Он ослабил хватку только тогда, когда ребенок расплакался.

Он знал, что у него отнимают последнее, и его железная выдержка дала трещину: по щекам потекли слезы. Видя это, Миранда рассмеялась.

— Пусть то, что ты сейчас услышишь, послужит тебе утешением. Твои подозрения не были напрасными. Мойра не твоя дочь. Я тебе не изменяла: я не настолько ветрена, как твои бывшие подружки! Во время взрыва в Галифаксе я была ранена, и доктора сказали, что у меня никогда не будет детей. Но ты был одержим мыслью иметь ребенка, ты шел напролом, и, желая тебе угодить, я притворилась беременной. Я хотела взять в приюте Торонто мальчика, но мне дали девочку. Ее настоящие родители погибли в автокатастрофе.

— Если ты призналась в этом, значит, тебе не нужна Мойра, — выдавил он.

— Может, и не нужна, но я смогу о ней позаботиться, а ты — нет.

Сердце Кермита билось странными неровными толчками. Теперь его мышцы обмякли, а в жилах вместо крови текла вода. Он задыхался под тяжелым одеялом, и ему чудилось, будто это — могильный холм. Он закрыл глаза, ожидая смерти, и лежал неподвижно и долго, пока не услышал тоненький голосок:

— Папочка, ты спишь?

Медленно приподняв веки, Кермит увидел перед собой личико дочери, ее растрепавшиеся светлые кудряшки, прозрачные голубые глаза. Миранда исчезла, рядом находилась только Мойра. В комнате было темно. С улицы доносились гудки автомобилей и шаги прохожих. За стеной комнаты кто-то кашлял, где-то бормотало радио.

Внезапно Кермит ощутил жизнь без границ и без прошлого, а главное — без страха перед будущим. А потом потерял сознание.

В это время Миранда плюхнулась на сиденье вагона, сжимая в руках сумочку с чеком, кошельком, щеткой для волос и кое-какими мелочами и остро ощущая чувство вины, внушенное ей Кермитом. Миранда знала, что, как всякая тяжелая болезнь, оно отступит не скоро, Она отрезала прошлое по живому, и из него торчали ошметки плоти. Когда-то она поклялась не иметь дела с человеческими страданиями, но ей досталось по полной. Самое страшное, что сейчас эти страдания принадлежали лично ей.

Увидев, как Мойра испуганно таращится на нее, отступая к кровати, на которой лежал Кермит, Миранда сорвалась: не выдержав, убежала, бросив всех и все.

Вдоволь наплакавшись, она уснула в уголке вагона под перестук колес, в неудобной позе, а когда проснулась, поезд тащился по необозримым заснеженным равнинам под бледным небом, волоча за собой шлейф дыма. Было светло, как бывает только на севере; всю темень, казалось, вобрала в себя полоса вечнозеленых лесов на горизонте.

Потянувшись негибким телом, Миранда умылась в тесном, замызганном туалете, где все дребезжало и грозило отвалиться, а потом решила заказать себе завтрак. У нее было немного денег, а выписанный Диланом чек она собиралась обналичить в Торонто.

Сознавая, как убого одета, Миранда вошла в вагон-ресторан. Хотя было утро, помимо тоста, рогалика, крутого яйца и чашки кофе, она спросила еще рюмку вишневки. Глядя в окно, Миранда медленно выпила наливку, а потом вдруг поняла, что совершенно свободна. Ей больше не надо было ни о ком заботиться, рано вставать, убирать испачканную постель, готовить завтрак, слушая хныканье не выспавшегося ребенка, спешить на работу. И все же она не ощущала радости: прошлое все еще крепко держало ее в тисках, а будущее представлялось туманным. Даже имея деньги, она не знала, что станет делать дальше. В целом мире у нее не осталось ни единого близкого человека, и это было страшнее, чем стоять на паперти, выпрашивая жалкие гроши.

  102