122 
Подруги Рейчел были в основном одного с ней возраста, но вели себя как шестнадцатилетние. Я нечасто с ними гуляла, потому что они ходили в школу в Гарлеме, а меня перевели в Далтон. Но по выходным, если они приходили к нам, то потешались надо мной из-за того, что волосы у меня были волнистые, а не колечками, как у них, и моя кожа была светлее. «Думаешь, ты такая крутая», — говорили они и хихикали друг другу в плечо, как будто это были главные слова какой-то тайной шутки. Когда мама заставляла Рейчел присматривать за мной по выходным и мы ездили на автобусе в торговый центр, я садилась впереди, а они все устраивались сзади. Они называли меня афросаксонкой, а не по имени. Они пели песни, которых я не знала. Я сказала Рейчел, что мне не нравится, когда ее друзья надо мной смеются, и она посоветовала мне не быть такой чувствительной. «Они просто оттягиваются, — пояснила она. — Может, ты им понравишься больше, если не будешь обращать на это внимание».
Однажды по дороге из школы домой я встретила ее подружек. Правда, на этот раз Рейчел с ними не было.
— Смотрите, кто тут у нас, — сказала самая высокая, Фантази, и дернула меня за французскую косу (тогда все девочки в моей школе носили так волосы). — Думаешь, ты вся такая шикарная! — фыркнула она, и они втроем окружили меня. — Что? Сама и слова за себя сказать не можешь? Без сестры онемела?
— Перестаньте, — попросила я. — Отпустите меня. Пожалуйста!
— По-моему, кому-то нужно напомнить, откуда она родом.
Они схватили мой рюкзак и вытряхнули из него учебники и тетрадки прямо в лужу, а меня толкнули в грязь. Фантази схватила мою куклу Кристи и разломала ее на части. И вдруг откуда ни возьмись, точно ангел мщения, налетела Рейчел. Она оттолкнула Фантази и ударила ее по лицу, подставила подножку другой девочке и сбила с ног третью, а сама встала над ними, сжав кулаки. Они отползли в сторону, как крабики в канаве, поднялись на ноги и дали деру. Я присела рядом со сломанной Кристи, и Рейчел опустилась на колени рядом со мной.
— Ты как, цела?
— Да, — сказала я. — Но ты… ты подралась с подругами.
— У меня есть и другие подруги, — ответила Рейчел. — А сестра одна. — Она взяла меня за руки и рывком заставила подняться. — Все, давай тебя почистим.
Домой мы шли молча. Мама, увидев мои волосы и рваные колготки, отправила меня в ванную. На костяшки пальцев Рейчел она положила лед.
Мама склеила Кристи, но одна рука у куклы постоянно отваливалась, а на затылке осталась вмятина. Ночью Рейчел забралась ко мне в кровать. Когда мы были маленькими, сестра это делала во время грозы. Она подала мне стульчик, сделанный при помощи клея и скотча из пустой сигаретной пачки, стаканчика из-под йогурта и газет. «Я подумала, Кристи это может пригодиться», — пояснила она.
Я кивнула, вертя его в руках. Скорее всего, этот стульчик развалился бы, когда Кристи села на него в первый раз, но главное было не в этом. Я откинула одеяло, и Рейчел прижалась к моей спине. Так мы и пролежали всю ночь, словно сиамские близнецы с общим сердцем, бьющимся между нами.
Первый инсульт случился у мамы, когда она пылесосила. Госпожа Мина услышала, как что-то упало, и обнаружила ее лежащей на краю персидского ковра, лицом в бахрому, как будто мама осматривала ее. Второй инсульт был в карете скорой помощи по пути в больницу. Приехав туда, мы узнали, что она умерла по дороге. Госпожа Мина встретила нас в больнице, взвинченная и вся в слезах. Эдисон остался с ней, а я пошла к маме.
Я вхожу в зашторенную кабинку и сажусь рядом с ней. Я беру ее за руку, она еще теплая.
— Почему я не позвонила тебе вчера вечером? — шепчу я. — Почему не приехала к тебе на выходных?
Я пересаживаюсь на край кровати, потом ложусь рядом и прикладываю ухо к ее груди. Это последняя возможность побыть ребенком.
Странная вещь — неожиданно оказаться без матери. Это все равно что потерять штурвал, который не давал мне сбиться с курса и на который я до этой минуты обращала слишком мало внимания. Кто научит меня, как быть родителем, чем отвечать на недоброжелательность незнакомых людей? Кто научит смирению?
«Ты все это уже сделала», — понимаю я.
Я подхожу к раковине. Набираю в таз теплой воды и ставлю его рядом с мамой. Потом снимаю простыню, которой ее накрыли, когда экстренное вмешательство не помогло. Я уже и не помню, когда видела маму голой, но это как смотреть в искаженное годами зеркало. Так будут выглядеть моя грудь, мой живот. Вот растяжки, по которым она помнила меня. Вот изгиб спины, которую она гнула, чтобы быть полезной. Вот морщинки, разбегающиеся от ее глаз.
122 
