— Со взбитыми сливками и вишней, — добавляет Брит, вырывая меня из задумчивости. — Если есть.
Я неохотно выхожу в коридор, иду мимо поста медсестер и спускаюсь на лифте. Буфет открыт, за прилавком женщина с сеточкой для волос на голове решает кроссворд.
— У вас есть молочные коктейли? — спрашиваю я.
Она поднимает на меня глаза.
— Не-а.
— А мороженое?
— Закончилось. Машина поставщика будет утром.
Похоже, помогать мне она не собирается, ее внимание снова сосредотачивается на головоломке.
— У меня только что ребенок родился, — не выдерживаю я.
— Надо же, — равнодушно произносит она. — Медицинское чудо. Первый раз слышу о таком.
— Ну, у моей жены родился, — исправляюсь я. — И ей очень хочется молочного коктейля.
— А мне очень хочется выиграть много денег в лотерею и чтобы меня вечной любовью любил Бенедикт Камбербэтч, но почему-то вместо этого приходится жить такой вот расчудесной жизнью. — Она смотрит на меня так, будто я отрываю ее по пустякам от какого-то важного дела или за моей спиной стоит очередь человек в сто. — Хотите совет? Купите ей конфет. Все любят шоколад. — Она не глядя заводит руку за спину и достает пачку «Жирарделли».
Я читаю этикетку.
— Это все, что у вас есть?
— В продаже только «Жирарделли».
Я переворачиваю пачку и вижу символ OU — знак, говорящий о том, что это кошерный продукт, что ты платишь налог еврейской мафии. Я кладу ее обратно на полку, беру пакетик «Скиттлс» и бросаю на прилавок два доллара.
— Сдачи не надо, — говорю я.
В начале восьмого дверь открывается, и сонливость с меня как рукой снимает.
После появления Дэвиса Люсиль заходила к нам дважды: первый раз, чтобы проверить состояние Брит и ребенка, второй — посмотреть, как проходит кормление. Но на этот раз… это не Люсиль.
— Меня зовут Рут, — объявляет она. — Сегодня я буду вашей медсестрой.
У меня в голове вспыхивает: Только через мой труп.
Мне приходится напрячь всю силу воли, чтобы не вышвырнуть ее из палаты, подальше от моей жены и сына. Но охрана недалеко, любой шум — сразу прибегут, и если меня выставят из больницы, то что в этом будет хорошего для нас? Если я не могу находиться здесь, чтобы защищать свою семью, я уже проиграл.
Так что я просто подвигаюсь на край стула, каждая мышца в моем теле напряжена и готова реагировать.
Брит сжимает Дэвиса так крепко, что, мне кажется, он сейчас закричит.
— Какой милый! — говорит черная медсестра. — Как его зовут?
Жена смотрит на меня, в глазах немой вопрос. Ей хочется говорить с этой медсестрой не больше, чем с какой-нибудь козой или с любым другим животным. Но она не хуже меня знает, что белые в этой стране стали меньшинством, что мы всегда находимся под ударом и нам приходится изворачиваться.
Я дергаю подбородком один раз, так незаметно, что даже не знаю, увидела ли Брит мой знак.
— Дэвис, — цедит она. — Его зовут Дэвис.
Медсестра приближается к нам, что-то говорит о том, что нужно осмотреть Дэвиса, и Брит чуть не отпрыгивает от нее.
— Я могу сделать это прямо здесь, — говорит она. — Не беспокойтесь.
Ее руки начинают двигаться над моим сыном, словно она какой-то безумный знахарь. Она прижимает стетоскоп к его спине, потом втискивает его в пространство между ним и Брит. Она что-то говорит о сердце Дэвиса, и я почти не слышу ее из-за того, что кровь ударила мне в голову и шумит в ушах.
Потом она берет его на руки.
Брит и я настолько поражены тем, что она вот так запросто отняла у нас нашего ребенка — просто чтобы отнести к грелке, но все же! — что на какую-то долю секунды немеем.
Я делаю шаг вперед, туда, где она склонилась над моим мальчиком, но Брит хватает меня за рубашки. Не устраивай сцену.
Мне что, просто стоять и смотреть?
Ты хочешь, чтобы она заметила и потом отыгралась на нем?
Я хочу, чтобы вернулась Люсиль. Куда делась Люсиль?
Я не знаю. Может, ушла.
Как она может уйти, когда ее пациентка все еще здесь?
Понятия не имею, Терк, я не директор больницы.
Я, как ястреб, наблюдаю за черной медсестрой, пока она вытирает Дэвиса, омывает его волосы и снова заворачивает в пеленку. Она надевает на его лодыжку маленький электронный браслет, похожий на те, которые носят сидящие под домашним арестом. Как будто он уже наказан системой.
Я так напряженно всматриваюсь в черную медсестру, что не удивлюсь, если она вдруг запылает. Она улыбается мне, но не замечает моего выражения лица.