Рут медленно поворачивается. Солнце украшает ее голову призрачным ореолом.
— Я тогда не злилась. Я злюсь сейчас. Я копила в себе злобу годами. Я просто не давала ей проявиться. Вы не понимаете, что триста шестьдесят пять дней в году мне приходится думать о том, чтобы не выглядеть слишком черной и не сказать чего-нибудь слишком черного, поэтому я играю роль. Я надеваю на себя лицо, как гипсовую маску. Это утомительно. Это чертовски утомительно! Но я делаю это, потому что у меня нет денег на залог. Я делаю это, потому что у меня есть сын. Я делаю это, потому что, если я этого не сделаю, то могу потерять работу. Дом. Даже себя. Поэтому я продолжаю работать и улыбаться, кивать и платить по счетам, молчать и делать вид, что меня все устраивает, потому что вы, люди, хотите этого. Нет, потому что вам нужно, чтобы я была такой. И самое постыдное то, что многие годы своей жалкой жизни я участвовала в этом фарсе. Я думала, что если буду делать все это, то стану одной из вас.
Она подходит ко мне.
— Посмотрите на себя. — Рут усмехается. — Вы так гордитесь собой: вы же общественный защитник, работаете с цветными, которые нуждаются в помощи! А вы когда-нибудь задумывались над тем, что, возможно, наши беды напрямую связаны с вашим благосостоянием? Может быть, дом, который купили ваши родители, оказался на рынке недвижимости потому, что его хозяева не захотели жить рядом с моей мамой? Может быть, хорошие оценки, которые в конечном итоге открыли вам дорогу в юридическую школу, стали возможны потому, что вашей маме не приходилось работать по восемнадцать часов в сутки и у нее было время почитать вам на ночь или проверить, сделали ли вы домашнее задание? Как часто вы напоминаете себе, насколько вам повезло, что у вас есть собственный дом, и это потому, что вы могли накапливать капитал поколениями, чего не могут позволить себе цветные семьи? Как часто вы открываете рот на работе и думаете о том, как здорово, что никто не подумает, будто вы говорите от лица людей с таким же цветом кожи, как у вас? Вам трудно найти открытку на день рождения своего ребенка с картинкой, на которой изображен малыш с такого же цвета кожей? Сколько раз вы видели изображение Христа, похожего на вас? — Рут тяжело дышит, ее щеки горят. — Знаете, предрассудки касаются обеих сторон. Есть люди, которые от них страдают, а есть люди, которые на них наживаются. Кто умер и сделал вас Робином Гудом? Кто сказал, что меня нужно спасать? Вот вы на белом коне и говорите мне, что я запорола дело, над которым вы так тяжело работали, гладите себя по голове за то, что защищаете такую бедную, нуждающуюся черную женщину, как я… Но вы тоже часть причины, почему я оказалась на дне.
Нас разделяют несколько дюймов. Я чувствую тепло ее кожи. Я вижу свое отражение в зрачках Рут, когда она снова начинает говорить.
— Вы сказали, что можете представлять меня, Кеннеди. Вы не можете меня представлять. Вы не знаете меня. Вы никогда даже не пытались меня узнать. — Ее глаза смотрят прямо в мои. — Вы уволены, — говорит Рут и выходит из комнаты.
Несколько минут я стою в комнате для переговоров, сражаясь с целой армией захлестнувших меня чувств. Так вот почему это называется судилищем.
Никогда еще я не чувствовала такой ярости, такого стыда, такого унижения. За годы юридической практики у меня были клиенты, которые меня ненавидели, но никто никогда меня не увольнял.
Вот что чувствует Рут.
Ладно, я поняла: ее не раз обижали белые люди. Но это не значит, что она может вот так брать и смешивать меня с ними, судить об одном по остальным.
Вот что чувствует Рут.
Как она смеет заявлять, что я не могу представлять ее просто потому, что я не черная? Как она смеет говорить, что я не пыталась узнать ее? Как она смеет приписывать мне слова, которых я не произносила? Как она смеет рассказывать мне, что я думаю?
Вот что чувствует Рут.
Застонав, я бросаюсь к двери. Судья ждет нас в кабинете.
За дверью топчется Говард. Господи, я совсем о нем забыла!
— Она тебя уволила? — говорит он и смущенно добавляет: — Я тут вроде как подслушивал.
Я выхожу в коридор.
— Она не может меня уволить. Судья не разрешит ей сделать это под конец судебного процесса.
Рут может подать жалобу на неэффективность адвокатской помощи, но если кто-то и был неэффективным, так это именно клиент. Она сама лишила себя оправдательного приговора.