ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  61  

Одетт встает:

— Совершено гнусное преступление против трехдневного младенца, Ваша честь. Ответчица выражала в словесной форме враждебность и неприязнь по отношению к родителям этого ребенка, и государство докажет, что ее действия были преднамеренными и осознанными, с обдуманным намерением, а также факт безответственного пренебрежения безопасностью новорожденного и то, что, находясь в ее руках, ребенок получил травмы, повлекшие за собой смерть.

Эта женщина убила новорожденного? Я наскоро перебираю в голове возможные версии. Она няня? Синдром детского сотрясения? СВДС?[20]

— Это безумие! — взрывается Рут Джефферсон.

Я легонько толкаю ее локтем:

— Сейчас не время.

— Я хочу поговорить с судьей, — настаивает она.

— Нет, — говорю я. — Я буду говорить с судьей вместо вас. — Я поворачиваюсь к судье. — Ваша честь, мы можем поговорить минуту?

Я веду ее к столу защиты, всего в нескольких шагах от того места, где мы стоим.

— Я Кеннеди Маккуорри. Мы обсудим детали вашего дела позже, но сейчас мне нужно задать вам несколько вопросов. Как давно вы живете здесь?

— Меня заковали в цепи, — произносит она мрачным, полным гнева голосом. — Эти люди ворвались в мой дом посреди ночи и надели на меня наручники. Они надели наручники на моего сына

— Я понимаю, что вы расстроены, — объясняю я, — но у меня всего десять секунд, чтобы узнать вас и помочь в этом суде.

— Вы думаете, что можете узнать меня за десять секунд? — говорит она.

Я делаю шаг назад. Если эта женщина не хочет бороться за свои права, я тут не виновата.

— Госпожа Маккуорри, — говорит судья. — Надеюсь, прежде чем я выйду на пенсию, мы все же сможем…

— Да, Ваша честь, — говорю я, поворачиваясь к нему.

— Государство видит коварный и жестокий характер этого преступления, — говорит Одетт.

Она смотрит на Рут. Мое внимание приковывает противостояние этих двух черных женщин: с одной стороны, безупречный костюм прокурора, ее туфли на шпильках и идеально сидящая блузка, а с другой — мятая ночная рубашка и платок на голове Рут. Это нечто большее, чем простая демонстрация. Это заявление, учебный пример для курса, на который я не записывалась.

— Учитывая серьезный характер обвинений, государство ходатайствует о задержании ответчика без права выхода под залог.

Я чувствую, как у Рут перехватывает дыхание.

— Ваша честь… — говорю я и замолкаю.

Мне не с чем работать. Я не знаю, чем зарабатывает на жизнь Рут Джефферсон. Я не знаю, есть ли у нее свой дом, живет ли она в Коннектикуте всю жизнь или же приехала сюда только вчера. Я не знаю, накрыла ли она подушкой лицо ребенка и держала ее, пока он не перестал дышать, или искренне негодует на сфабрикованное обвинение.

— Ваша честь, — повторяю я, — государство ничем не подтверждает своих не вызывающих доверия слов. Это очень серьезное обвинение и практически лишенное доказательств. В свете этого я бы попросила суд назначить разумный залог в размере двадцати пяти тысяч долларов с поручительством.

Это лучшее, что я могу сделать, учитывая, что она не дала мне вообще никакой информации. Моя работа состоит в том, чтобы сделать для Рут Джефферсон предъявление обвинения настолько безболезненным и справедливым, насколько это возможно. Я смотрю на часы. После нее у меня еще, наверное, с десяток клиентов.

Неожиданно меня тянут за рукав.

— Видите вон того мальчика? — шепчет Рут и смотрит на галерею. Ее взгляд замирает на юноше в самом конце зала, который встает, как будто его тянет вверх магнитом. — Это мой сын, — говорит Рут и поворачивается ко мне. — У вас есть дети?

Я думаю о Виолетте. Думаю о том, каково это, когда самое страшное в твоей жизни не капризы твоего ребенка, а видеть, как твоего ребенка заковывают в наручники.

— Ваша честь, — говорю я, — я бы хотела отозвать свои последние слова.

— Простите, что, адвокат?

— Прежде чем мы обсудим залог, я бы хотела получить возможность поговорить с клиентом.

Судья хмурится:

— У вас только что была такая возможность.

— Я бы хотела иметь возможность поговорить с моим клиентом больше десяти секунд, — уточняю я.

Он проводит ладонью по лицу.

— Хорошо, — соглашается судья. — Вы можете поговорить с вашим клиентом в перерыве, и мы вернемся к этому вопросу на втором заседании.

Бейлифы берут Рут за руки. Могу поклясться, она не понимает, что происходит.


  61