36 
— Думаю, я продолжу играть на этом поле.
Мрачная гримаса исказила его лицо, и он яростно вонзил нож в бифштекс.
— Тебе стоит быть осторожной, Рэйчел…
В противовес действиям его слова стелились мягким шелком, но в потемневших глазах мелькали зловещие огоньки, и Рэйчел была начеку, готовая ответить на малейшую угрозу.
— Такой стиль жизни нельзя назвать ни мудрым, ни полезным для здоровья. А твой талант слишком дорог, чтобы его так бездарно растрачивать.
Талант. Это слово жестоко хлестнуло ее, вновь выведя из равновесия. Неужели он будет жалеть только о ее таланте?
И с чего он взял, что может вот так, безнаказанно, уйти из ее жизни, как сделал это год назад, а потом совершать набеги в полное свое удовольствие? Еще и жить учит!
— Я живу, как считаю нужным, Габриэль, — сдавленно проговорила Рэйчел. — И не твое дело…
— Неразборчивость в связях никогда не считалась похвальной, — решительно вставил Габриэль.
— А лицемерие? — взвилась Рэйчел. — Что-то, дорогой братец, это сильно напоминает мне спор горшка с чайником — на ком больше сажи (Английская поговорка: «Горшок чайник винит: больно сажей ты покрыт». — Прим. ред.). Скажи-ка, ты по-прежнему меняешь женщин как перчатки?
Ей не нужно было объяснять, что она имеет в виду, — эхо давней боли все еще звучало в ней, хоть прошло уже больше пяти лет.
— Я совершенно точно знал, что делал!
— А я — нет?
Рэйчел не волновало, что ее слышит уже полресторана, — она была вне себя. Пусть хоть весь ресторан слушает, ее интересует лишь этот человек напротив нее за столиком.
— Тебе было только девятнадцать.
Наконец-то и он почувствовал себя неуютно.
— И не было мозгов в голове? Так не на тебя ли ложится ответственность за то, что произошло между нами?
Он даже не моргнул. Его невозмутимость скручивала ей нервы в тугой узел.
— Поверь мне, я живу с этой ответственностью и с горькими сожалениями о случившемся все пять с половиной лет.
С сожалениями. Да, он знает, как вонзить нож в сердце, загнать поглубже и старательно повернуть в ране.
— Мне надо было сразу понять, что ты напилась…
— Напилась! Оказывается, все дело в шампанском!
Так вот оно что — он сожалеет о том, что переспал с ней, а не о том, что сделал после! Эту горькую правду ей было уже не снести. Та единственная, самая счастливая, невероятная их ночь — он и ее готов растоптать!
— И ты вовсе не пользовался своим преимуществом взрослого перед?..
— Преимуществом!
Его тон оставался спокойным, но Рэйчел ощутила перемену: скулы его побелели, резко обозначились складки вокруг рта. Однако ее уже было не остановить.
— Так как же мы это назовем? Ты сам признал, что я была маленькой — и безмозглой. А ты — всем известно — собаку съел на этом деле. Небось книгу мог бы написать о тонком искусстве заставить женщину делать то, что тебе надо.
— Ты в этом уверена? — Теперь в каждом его слове сквозила угроза. — И на какой же странице этой книги ты находишь себя? Кто тебя заставлял? Если не ошибаюсь, ты действовала более чем добровольно. Ты сделала первый шаг, ты толкала меня. Я дал тебе полную возможность сказать «нет». Ты ею не воспользовалась.
— Конечно, не воспользовалась. Потому что…
Рэйчел застыла на полуслове — она едва не проговорилась.
Потому что я люблю тебя — чуть не сорвалось с ее уст. Она уже была готова открыть ему сердце, поведать о своей самой драгоценной тайне, выставить ее на обозрение этих циничных глаз, подвергнуть презрительному осмеянию.
Потому что я люблю тебя — именно эти слова нельзя говорить ему ни при каких обстоятельствах.
Ее любовь и была одним из тех осложнений, которые она, Рэйчел, несла с собой и которых он так боялся. Любовь, требующая верности и обязательств; не удовольствие на одну ночь, не физическая связь, которую можно разорвать, едва она надоест. Любовь — именно то, чего он меньше всего хотел от нее.
— Потому что?.. — повторил Габриэль, когда она надолго замолчала, не находя слов, чтобы закончить фразу. — Так почему?
Но в голове Рэйчел словно произошло короткое замыкание. В принципе, оправдания не было. Она беспомощно смотрела на него, и в ее серых глазах явно читалась паника и просьба о пощаде.
Спасение, как всегда, пришло, откуда не ждали.
36 
