Наш сын знает, что у Карла в отношении него большие планы. И он понимает, почему нам нельзя жить вместе. А еще Джереми знает (я, во всяком случае, повторяла ему это достаточно часто), что, хотя теперь ему придется жить с Рэнди и Тришей и делать вид, будто он — их ребенок, его настоящими родителями все равно остаемся мы с Карлом. Джереми может — и должен! — называть Рэнди и Тришу папой и мамой, но на самом деле он наш сын, и этого ничто не может изменить. Он наша плоть и кровь, и мы его любим.
Надеюсь, когда Джереми вырастет, он рано или поздно поймет, как все должно быть.
Сердцем я, честно говоря, не понимаю.
Глава 8
Для обоих сыновей Амелии день выдался настолько насыщенным, полным разных удивительных событий, что за ужином они едва не заснули. Они даже не возражали, когда мать отправила их спать раньше обычного. Уложив Гранта и Хантера, Амелия налила себе бокал вина и, выйдя на веранду, уселась в кресло-качалку.
Спустя некоторое время к ней присоединилась Стеф.
— Ф-ф-ух!.. На кухне я убралась. Если я тебе больше не нужна, то, пожалуй, пойду спать, — сказала она.
— А как же Дирк?
— Сегодня мне не до него. Я ужасно устала.
— Я тоже, — призналась Амелия. — Вот посижу немного и тоже пойду. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Стеф повернулась, чтобы уйти, но на пороге задержалась. — Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?
— Да, — отрезала Амелия, но тотчас спохватилась и добавила значительно мягче: — Все нормально, не волнуйся.
— Может быть, ты сердишься на меня из-за Доусона? Мне показалось, тебе не очень-то нравится его присутствие.
— Я не сержусь, — терпеливо ответила Амелия. — Мальчики прекрасно провели время. Да и мужское общество им полезно, — повторила она слова Доусона.
— Вот и я тоже об этом подумала, — согласилась Стеф. — И все-таки, этот мужчина почему-то тебя нервирует. Я угадала?
Амелия повернулась в кресле с намерением попросить свою молодую помощницу не лезть не в свое дело, но снова прикусила язык. Вместо этого она слегка наклонила голову.
— Да, есть немного, — призналась она тихо.
— У него, конечно, есть недостатки. Например, кривоватые зубы, но это ничего… Напротив, даже очень мило.
Амелия тоже обратила внимания на выступающие передние зубы Доусона, но… Стеф была права: они только придавали очарования его улыбке.
— А видела, какие у него мощные плечи? — распалялась няня. — Несколько фунтов отборного мяса. Я бы с удовольствием откусила кусочек!
— Ты неисправима, Стеф!
— Ну а ты? Разве тебе не хотелось бы впиться зубами в эти великолепные мускулы?
По совести говоря, Амелия не могла не признать, что Доусон был физически довольно привлекательным мужчиной. В течение дня, пока она сидела под пляжным зонтиком и делала вид, будто читает какой-то популярный роман, ее взгляд нет-нет да и устремлялся к линии прибоя, где журналист гонялся за детьми. По правде сказать, он был очень неплохо сложен… да и с мальчиками Доусон явно играл с удовольствием, не притворялся. Подобная способность могла бы украсить любого мужчину, но…
— Мне почему-то кажется, с ним что-то не так… — задумчиво пробормотала она и только потом спохватилась, что думает вслух.
Стеф застонала.
— О черт! Он что, женат?
Амелия рассмеялась.
— Нет. То есть я не знаю, женат он или нет, я не спрашивала. Дело в другом…
— Тсс! Тише! Он идет сюда!
Амелия повернулась и действительно увидела Доусона, который уверенно шагал к веранде. Остановившись на нижней ступеньке крыльца, он почтительно наклонил голову.
— Это снова я. Увидел, что ты сидишь здесь, и решил принести свои извинения за то, что монополизировал твоих детей сегодня. А в качестве умилостивительной жертвы… — Он слегка приподнял руку, в которой держал открытую бутылку вина и два фужера, но, заметив пустой бокал Амелии, слегка нахмурился. — Но, кажется, я опоздал?..
— Ладно, пойду спать, — как ни в чем не бывало сказала Стеф. — Спокойной ночи.
Она вошла в дом, а еще через пару секунд свет на веранде погас — очевидно, Стеф машинально повернула выключатель, — и на веранде сразу стало темно.
Амелия и Доусон переглянулись. Увидев, что он улыбается, Амелия тоже усмехнулась:
— У моей няни склонность романтизировать все на свете, которая не дает ей покоя.