Особенно,... 
85 
Незадолго до полудня они отправились в путь, И мисс Чаллонер, и мистер Комин хранили молчание, рассеянно глядя каждый в свое окно и с грустью думая о несбывшемся.
Когда карета оказалась за пределами Парижа, мистер Комин встрепенулся и заговорил:
— Думаю, мадемуазель, следует вам признаться, что я оставил записку для лорда Видала.
Мисс Чаллонер побледнела.
— Что?
— Я посчитал себя обязанным известить его светлость о своих намерениях и о том, что вы находитесь в полной безопасности.
— Нельзя было этого делать! — возмутилась Мери. — О Господи, какая роковая ошибка!
— Я сожалею, что вам это неприятно, но, насколько я помню, его светлость взял на себя ответственность за ваше благополучие, поэтому я не мог со спокойной душой отправиться в путь, не оповестив милорда о нашем соглашении.
Мисс Чаллонер с досадой хлопнула рукой по сиденью.
— Как вы не понимаете, что маркиз немедля кинется в погоню? Ни в коем случае не следовало открывать ему наши планы!
— Мадемуазель, прошу вас, успокойтесь. Сколь бы ни были мне противны любые увертки, я посчитал разумным не сообщать его светлости, куда мы направляемся.
Это сообщение успокоило Мери лишь отчасти, и она попросила, чтобы мистер Комин велел форейторам ехать быстрее. Он заметил, что быстрая езда может привести к катастрофе, но, когда она стала настаивать, он послушно опустил окно и приказал прибавить ходу. Не сразу сообразив, чего от них хотят, форейторы придержали лошадей, и карета остановилась. Тогда мисс Чаллонер лично изложила возницам свое желание, и последние сомнения о причинах этой таинственной поездки у форейторов улетучились. Как только карета возобновила движение, мистер Комин поднял окно и с укором заметил: возницы, судя по всему, уверены, что способствуют побегу. Мисс Чаллонер согласилась, но сочла это обстоятельство несущественным. Мистер Комин с некоторой суровостью в голосе сообщил: надеясь избежать подозрений, он уведомил возничих, что дама — его родная сестра.
В мисс Чаллонер проснулось присущее ей чувство юмора, и она обескуражила озабоченного мистера Комина звонким смехом. В свое оправдание Мери сказала, что после бурных событий последних двух недель конспирация выглядит неуместной. Мистер Комин пожал девушке руку и проникновенно произнес:
— Думаю, вы немало пережили, сударыня. У благовоспитанной девушки манеры лорда Видала не могут не вызвать тревоги и отвращения.
Мисс Чаллонер с негодованием взглянула на своего спутника.
— Смею уверить вас, сударь, лорд Видал не позволял себе никаких вольностей. У меня нет желания делать вид, будто со мной дурно обращались. Вина за случившееся лежит на мне одной, его светлость был крайне предупредителен, хотя я этого и не заслуживала.
Мистер Комин выглядел сбитым с толку.
— В самом деле, сударыня? Признаться, я полагал, что вы страдали от неучтивого, если не сказать грубого обращения. Предупредительность вряд ли входит в число достоинств его светлости.
Мери загадочно улыбнулась.
— Не сомневаюсь, маркиз способен быть галантным, — сказала она. — Должна заметить, лорд Видал был очень заботлив. — Мери опять улыбнулась, но взгляд ее затуманился. — Сударь, вам трудно поверить, что такими благородными чертами обладает столь безжалостный человек, но его светлость, несмотря на свой гнев, был столь любезен, что собственноручно принес мне тазик, когда меня укачало на борту его яхты. Большей признательности я не испытывала за всю свою жизнь.
Мистер Комин был потрясен.
— Должно быть, вам тогда пришлось тяжко.
— Да, это было самое неприятное испытание за время нашего путешествия, — согласилась мисс Чаллонер. — Мне было настолько плохо, что я, наверное, умерла бы, если бы его светлость силой не влил в меня бренди.
— Бренди?!
Мисс Чаллонер поняла, что бренди несовместим с представлениями о добропорядочных особах, и погрузилась в унылое молчание. Она постепенно осознала, что мистер Комин, несмотря на свою чопорность, втайне жаждал великой романтической любви, в то время как у лорда Видала, этого воплощения романтизма, подобной жажды и в помине не наблюдалось.
Поездка длилась три дня, и ни один из них не принес радости. Мисс Чаллонер, вынужденная взять на себя бразды правления, постоянно сравнивала эту поездку со своим предыдущим путешествием до Парижа, когда во всех гостиницах ее ждали лучшие комнаты и ей приходилось лишь выполнять распоряжения его светлости. В свою очередь мистер Комин не мог не чувствовать, что его спутница ведет себя чересчур практично. Казалось, мисс Чаллонер больше волнуют заказанные блюда и свежесть простыней, чем необычайная дерзость всего предприятия. Естественное женское волнение позволило бы полнее проявиться рыцарскому началу Фредерика, но мисс Чаллонер хранила умопомрачительное спокойствие. Волнение ее проявлялось единственным образом — она то и дело поторапливала форейторов. Мистер Комин, не испытывавший никакого удовольствия от тряски по плохим дорогам, несколько раз попытался охладить пыл своей спутницы. Но его аргументы в пользу размеренного, а значит, безопасного путешествия, всякий раз вызывали у мисс Чаллонер приступы искреннего смеха. Однажды она сказала, что, если бы мистер Комин хоть раз прокатился с маркизом, ему бы казалось сейчас, что они еле плетутся.
85 
