Последние отзывы

  20  

Она помнила, как он отстроил разрушенный Аскитон заново, как защищал права ирландцев, крестьян и фермеров, живущих на их земле. Она понимала, на чьей стороне он сражался.

— Были убиты английские солдаты? У вас было оружие?

В Лимерике нельзя было носить оружие, властями это расценивалось как попытка мятежа и измена.

— Да. Нашим оружием были ножи и вилы.

У Элеоноры подкосились ноги. Она не знала, где произошел этот мятеж, но это не имело значения. Если в том диком сражении были убиты британские солдаты, Шон в смертельной опасности. Он изменник. Теперь она понимала, что ему грозит.

Прошлой зимой британцы повесили многих и еще больше изгнали, обвинили в бунте.

— Отец больше не в магистрате, он ушел, — сказала она. — Его обвинили в уклонении от долга, потому что он осмелился защищать своих людей. Капитан Броули, который командует гарнизоном в Лимерике, является и главой магистрата. — Она поняла, что плачет, и вытерла лицо. Теперь не время плакать.

— Мне очень жаль, — угрюмо пробормотал он.

— Они с Девлином оба лжесвидетельствовали, чтобы спасти обвиняемых. Отец отошел от дел, потому что больше не мог защищать своих людей.

Она перевела дух и хотела подойти к нему, но он снова отшатнулся. Теперь его решимость держать дистанцию пугала ее. Почему он так враждебен и так странно себя ведет?

— Шон, мне все равно, что ты сделал, ничего не изменилось между нами, ты остаешься моим лучшим другом, я все для тебя сделаю. Все! — горячо сказала она. — Почему ты не позволяешь мне обнять тебя?

— Все изменилось.

Ей хотелось заглянуть в глубину его глаз, увидеть, что творится в его душе, понять его, как когда-то понимала. Почему он сердится на нее?

— Да, ты попал в ужасную ситуацию, ты много пережил, но знай, мои чувства не изменились. Моя верность осталась. Я спрячу тебя, а потом мы пойдем к отцу, и он поможет разобраться в твоем деле, все решится, и ты будешь свободен.

— Ты не пойдешь к графу! — хрипло воскликнул он. — Ты что… хочешь, чтобы его обвинили в укрывательстве преступника? Ты понимаешь, что у него отберут, как у изменника, и титул и землю? — Он был так взволнован, что крик прорвался, но был так же ужасен, как и шепот.

— Тебя обвинили в измене?

Он кивнул, сверкнув глазами.

— Но изменников они вешают сразу!

Расправа в то время была мгновенной.

Он махнул рукой:

— Побег. — Он тяжело дышал. — А теперь я собираюсь бежать в Америку.

Америка. Так далеко. Шон прав — отец не должен стать укрывателем преступника. Страницы истории Ирландии полны такими случаями отъема земель и титулов. Но он не может, не должен уехать от нее навсегда.

— Тебе не обязательно уезжать в Америку. — Она услышала в своем голосе отчаяние. — Нам поможет Девлин.

Он дернулся, и в какой-то миг ей показалось, что он бросится на нее. Но он остановился.

— Нам? При чем тут ты?.. И мне он тоже не поможет.

— Но Девлин захочет помочь. Он один из самых влиятельных людей в Ирландии, и у него связи с правительством. У него много приятелей в адмиралтействе…

— Нет! — Он вдруг очутился одним прыжком рядом, все тело сотряслось дрожью; в страшном волнении, охватившем его, он не мог подавить эту дрожь. — Почему ты… никак не поймешь? Тот человек, который четыре года назад ушел из дома… Он не вернулся! — Шон впал в бешенство, глаза засверкали, лицо раскраснелось.

Она струсила, но была втайне рада, что он наконец проявил живые человеческие чувства.

— Неправда, он вернулся! И стоит передо мной.

— Он умер! — крикнул он в отчаянии. — Шон О'Нил — мертв.

Ее ужаснули эти слова, как и его желание заставить ее в это поверить.

— Я теперь — Джон Коллинз, беглый преступник. И я не потащу Девлина за собой в ад!

Она была напугана, но не его криками, а тем, что с ним сделали, в кого он превратился.

— Если бы Шон был мертв, я бы это знала! — И вдруг кулаком ударила ему в грудь.

От неожиданности он дернулся, но она снова ударила, рука у нее была не легкой.

— Замолчи! Если бы Шон был мертв, он не стал бы защищать своего брата так яростно. Не знаю, кто такой Джон Коллинз, и не желаю знать.

И она горько заплакала.

Он отступил и, кажется, попытался обрести хладнокровие. В нем, казалось, шла внутренняя борьба, и Эль притихла. Потом погладила его по щеке, чувствуя, как он постепенно успокаивается. Он был плохо выбрит, но это не имело значения. Она любила его так сильно, как никогда, хотя это казалось невозможным. И прикосновение вновь пробудило ее нерастраченную нежность и потребность в ласке. Если бы он позволил ей обнять его и обнял ее в ответ!

  20