Особенно,... 
57 
Заливаясь этаким соловьем, князь не мигая смотрел в глаза Ванды, словно гипнотизируя ее, и вскоре она действительно начала забывать о своих волнениях и тревогах, ощутила теплую волну нахлынувшего патриотизма и стала той прежней восторженной Вандой, которая только что прибыла в Вену.
— Я в самом деле хочу помочь, очень хочу! — бесхитростно заверила она князя. — И когда вы рядом, все кажется мне таким простым, таким легким!
— Ничто не легко и ничто не просто, когда приходится иметь дело с людьми, особенно других национальностей, — ответил ей князь. — Император Александр — человек необыкновенный, мне нет нужды напоминать вам об этом. Моя жена говорит, что наши доктора изучают проблему раздвоения личности, обитающей в одном и том же теле. Это и есть русский царь! Помните: он демонстрирует вам одну сторону своей личности, но есть и другая, которую он скрывает от вас.
— Мне хочется, чтобы вы смогли увидеть его таким же, как я, ваше сиятельство… — тихо вздохнула Ванда.
— Боюсь, что не окажусь столь же благожелательным, — улыбнулся ей Меттерних. Он немного помедлил, прежде чем добавить к сказанному пространное рассуждение: — Позвольте мне поведать вам кое-что…
Ванда насторожилась.
— Мы зашли в тупик. Конгресс работает уже несколько месяцев, но мы топчемся на том же месте, с которого начали в сентябре. Мой ум иссяк, мне все труднее предугадать, каким окажется следующий ход моих противников. Я говорю с вами совершенно открыто, поскольку мне как воздух нужна ваша помощь, Ванда. Я должен знать о намерениях императора Александра. Я должен знать наверняка: или он невероятно блефует, или у него действительно достаточно силы и власти, чтобы настаивать на своем в отношении Польши. Так вот. Могу я в этих условиях рассчитывать на вашу помощь?
Ни одной женщине, какой бы искушенной она ни была, не удавалось еще устоять, когда в голосе Меттерниха появлялись нотки мольбы о помощи. Что уж говорить о маленькой Ванде — слова и интонация князя окончательно сломили ее внутреннее сопротивление, прогнали прочь сомнения и тревоги.
— О, конечно! — пылко воскликнула она. — Я… помогу, обещаю!
Князь с благодарностью улыбнулся:
— Тогда продолжайте поддерживать вашу дружбу с царем. Старайтесь выведать у него все, что только возможно, старайтесь развязать ему язык. Русский царь, не сомневаюсь, великолепный рассказчик, особенно если речь идет о вещах, которые его сильно интересуют.
— Я… постараюсь… ваше сиятельство… — ответила Ванда.
Князь поднялся на ноги.
— Вы уже оказались намного удачливее, чем я мог предположить. Надеюсь, вам не приходится скучать в Вене. Во всех донесениях сообщается, что вами везде восторгаются! И это неудивительно. Вы очаровательны. Думаю, эти слова вы уже успели услышать от многих мужчин. — Меттерних произносил этот хвалебный спич с легким сердцем, почувствовав, что славная девушка у него на патриотическом крючке.
— У меня нет времени слушать их… — Ванда покраснела, но было видно: ей доставляет огромное удовольствие слышать то, что говорит князь.
— Не могу в это поверить! — с деланым возмущением воскликнул Меттерних, лицом изображая крайнее удивление. — Всем женщинам нравится слышать, как ими восхищаются, и у них всегда находится время поговорить о любви. Но позвольте мне предупредить вас, — он понизил голос, добавив ему бархатной интонации, — будьте осторожны, выбирая того, кому вы решите отдать свое сердце…
Князь не ожидал, что можно так покраснеть — лицо Ванды вспыхнуло от его слов и запылало.
— Значит, у вас… кто-то есть? — подняв брови, напрямик спросил он.
— Нет, у меня никого нет… — пробормотала Ванда. — Никого, о ком можно было бы говорить сколько-нибудь всерьез…
— Рад. Рад слышать такое, — серьезно отвечал Меттерних. — Сейчас, в эти самые дни, вы настолько важны для меня, что мне не хотелось бы потерять вас! Вы даже не представляете себе, как много вы для меня значите!
— Я ни в кого не влюблюсь! — твердо сказала Ванда. Меттерних подумал: ее слова звучат некой клятвой, причем не столько ему, сколько себе. С чего бы такое? Пора у этой девчушки самая подходящая, чтобы потерять голову от любви… Да он сам в эти-то годы… И дальше, потом, во все последующие…
— Когда приходит любовь, мы перед ней бессильны, — задумчиво проговорил князь. Но думал он при этом совсем не о Ванде.
57 
