43 
– Это неплохо, совсем неплохо, – кивнул режиссер, поймав невольно брошенный Олесей взгляд. Она клялась, что не будет делать этого. Не станет заглядывать в глаза принимающих решения, как одинокий голодный щенок. Глаза предавали ее, искали ответа, скользили по лицам людей, которых она не знала.
– Я рада, – пробормотала Олеся и снова посмотрела на часы, просто чтобы оторвать взгляд от стола с бумагами.
– Нам, возможно, потребуется и третья проба.
– Не вопрос, – кивнула Олеся, а затем добавила: – Только предупредите меня, а то по вечерам у меня могут быть спектакли.
– Играете в театре? – раздался тихий женский голос. Олеся обернулась и увидела высокую, очень худую женщину в черном брючном костюме. Она стояла, небрежно и изящно облокотившись на стену. Олесе стало интересно, как ей удается балансировать на этих безумно, ненормально длинных шпильках. Но женщина стояла и не шевелилась, разглядывала Олесю. Скорее всего, она только пришла или, возможно, стояла в темноте у стены, пока шли пробы, и Олеся ее не заметила раньше. А теперь почему-то женщина в черном показалась ей смутно знакомой. Впрочем, именно таких – высоких, тощих и высокомерных – было буквально полным-полно в «Останкино». В любой комнате. У любой стены.
– Да, играю, – ответила Олеся.
– А как вас зовут? – спросила черная женщина, словно хотела вспомнить, где могла видеть. В каком спектакле. Ни в каком. Никогда человек на ТАКИХ шпильках не пойдет на спектакль любительского театра. Но надо держать марку.
– Олеся… – Тут она впервые запнулась и застряла на этом месте. Женщина удивилась, но спокойно дождалась ответа. – Олеся Померанцева.
– О! – Женщина слегка взмахнула рукой, кивнула, но больше ничего не сказала, повернулась и вышла в коридор. Оказалось, что и без поддержки стены черная женщина прекрасно балансирует на своих ходулях. Канатоходка, мать ее. Могла бы хоть что-то сказать, в самом деле. К примеру: «О, кажется, я где-то слышала эту фамилию». Или: «О, надо будет запомнить». Женщина в черном сказала просто – «О!». С другой стороны, скорее всего, она просто поняла, что никогда не слышала об этой актрисе, как и о миллионе других, ежедневно заполняющих собой все студии, все сцены и просто подворотни этого бесконечного города-вампира. Олеся встряхнулась и выкинула черную женщину из головы. А вскоре и сама уехала, запихнув шмотки эмо в рюкзак.
Было поздно, куда позднее, чем она рассчитывала. Простые джинсы, свитер, куртка-пальто в красную клетку. Напряжение последних дней дало о себе знать, и Олеся вдруг заметила, что у нее из глаз текут слезы. Текут сами собой, без особых усилий с ее стороны. Она могла бы остановить их, если бы захотела. Но не стала этого делать. Розовая полоска в волосах поблескивала каждый раз, когда Олеся проходила под ярким белым светом уличных фонарей.
Странное дело, в движениях Олеси, в ее дерганости и совсем не свойственной ей жесткой складке в уголках губ – во всем этом все еще оставалось очень много от образов из домашнего зеркала. Должно быть, это было не так уж легко – сбросить в одночасье личность, которую ты старательно нацепляла на себя, как латексный костюм. Натягивала, натягивала и теперь застряла. Олеся не хотела идти домой. Хотела еще немного побыть наедине с собой, снова найти эту точку опоры, центр собственного притяжения, прежде чем вернуться в дом к Померанцеву. И к вопросу, который он обязательно задаст.
– Ну что, взяли? – Максим валялся на ковре перед телевизором, в руке у него удобно расположилась бутылка пива. На полу рядом с ним валялась какая-то книга на итальянском про искусство. Олеся любила его книги об искусстве, там были замечательные картинки. Она бы очень хотела однажды оказаться в Италии вместе с Померанцевым. Чтобы они ходили там, смотрели на дома и улицы, а он бы рассказывал ей все истории, связанные с этими местами.
– Будет еще одно прослушивание.
– Это кто сказал? – Максим лениво потянулся и сделал большой глоток.
– Продюсер, – буркнула она, ожидая шквал шуток и прогнозов с его стороны. Ветер северный, местами штормит и заносит снегом.
– Ну, иди ко мне, – только и пробормотал Померанцев, поразив этим Олесю буквально до глубины души. Возможно, что когда-нибудь… их жизнь даже станет нормальной? Возможно ли?
Олеся сбросила на пол тяжелые ботинки, опустилась на ковер, свернулась в клубочек, положила голову на колени Максиму и отключилась буквально за считаные минуты. Померанцев смотрел какой-то матч, потом переключил ящик на новости, а Олеся все спала и спала и сквозь сон чувствовала, как нежные пальцы треплют ее черные волосы, постоянно невольно возвращаясь к розовой пряди.
43 
