Особенно,... 
85 
— Неужели вы сами переодевали меня? Это же так… — начал Бенедикт, но не успел поблагодарить, поскольку она поскорее сунула ему в рот ложку с бульоном. Бенедикту бульон показался сладостным и ароматным, словно амброзия. — Просто я хотел спросить, не позволили ли вы себе ничего лишнего, когда переодевали меня и… — Он опять не успел закончить фразу, Женевьева снова сунула ему в рот ложку с бульоном. — Скоро я съем весь бульон и пудинг. Как же вы сможете заставить меня замолчать?
Он насмешливо посмотрел на нее.
— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаю.
Женевьева была рада, что к ней вернулся прежний Бенедикт. Такой же насмешливый и язвительный, как до болезни, и это прекрасно. Она улыбнулась. Во взгляде мелькнуло озорное выражение.
— Вижу, вы истосковались по любовным играм. Что ж, это поправимо. Я приму ванну и постараюсь потушить огонь вашего желания.
Бенедикт издал сладострастный стон:
— Из-за вас у меня начинается лихорадка. Но уже другого плана. К моей основной болезни не имеющая никакого отношения.
— Я знаю один способ, как избавить вас от этой лихорадки. Если, конечно, у вас хватит сил, — усмехнулась Женевьева.
— Сил хватит. Можете не сомневаться. — Глаза его заблестели. — За эти дни я так по вас соскучился!
Женевьева промолчала. Выражение ее лица стало загадочным. За эти бесконечные дни и ночи она поняла, насколько сильны ее чувства к нему. Это не было простым увлечением. Она чуть не сошла с ума от счастья, когда он открыл свои прекрасные глаза после длительного беспамятства. Самая счастливая минута ее жизни. Только теперь она поняла, что влюбилась в Бенедикта по-настоящему. Окончательно и бесповоротно.
Теперь кошмарные воспоминания о браке с Джошуа перестали ее мучить. Призраки прошлого отступили. Казалось, сердце Женевьевы оттаяло под теплыми лучами этой прекрасной и чистой любви. Теперь она больше не боялась Бенедикта. Была рада его возвращению из мертвых и готова сделать все, что он захочет. Подарить ему всю себя без остатка. Теперь ничто не имело для нее значения. Ни прошлое, ни будущее. Важно только настоящее. Их с Бенедиктом настоящее.
— Я не знаю, серьезно вы говорите или шутите, но… — Бенедикт не мог отвести от Женевьевы взгляд.
Она начала раздеваться, готовясь к купанию. Слуга поставил корыто возле камина. Спустя минуту в комнату вошли служанки и наполнили корыто горячей водой.
Они удивленно уставились на Бенедикта, который лежал в постели их госпожи.
В отличие от слуг мужского пола девушки не знали о его пребывании в доме. Но Дженкинс поспешил выставить их из спальни и плотно прикрыл дверь.
Женевьева распустила волосы и сняла туфли. Повернулась к Бенедикту и лукаво посмотрела на него из-под длинных ресниц. Теперь на ней была только нижняя сорочка. Прекрасные шелковистые волосы покрывали плечи, словно огненно-рыжая шаль.
— Может быть, вы не хотите, чтобы я мылась при вас? Может быть, вас это смущает? Если так, я могу перейти в другую комнату.
— Напротив. Я хочу наблюдать за этим. — Бенедикт с трудом сел на кровати, облокотившись на подушки. Бульон и пудинг придали ему сил. Теперь он мог наблюдать, как Женевьева готовится к купанию.
— В таком случае, если вы не против, я разденусь полностью, — грациозно тряхнув огненно-рыжими кудряшками, предупредила она.
У него перехватило дыхание, когда она сняла сорочку, и та упала к ее ногам. Теперь на ней остались только белые чулки с голубыми подвязками. Если бы не рана, Бенедикт немедленно вскочил бы с кровати и овладел Женевьевой.
В наряде Евы она была просто потрясающа. Прекрасные волосы свободно рассыпались по плечам. Пышные белые груди с розовыми сосками выглядели очень соблазнительно. Тонкая талия, округлые женственные бедра. Даже золотистые кудрявые волосы на лобке выглядели божественно.
Женевьева поставила молочно-белую ногу на стул и принялась снимать чулок. Это было самое эротичное зрелище, какое когда-либо видел Бенедикт.
Его возбуждение росло с каждой минутой. Женевьева медленно опустилась в корыто. Пышные груди при этом покачивались в такт ее движениям. Вода сомкнулась над покрасневшими, словно вишенки, сосками. Она медленно и грациозно вымыла голову, потом принялась мылить каждый дюйм своего восхитительного тела ароматным мылом. Плечи, руки, груди и такие стройные белые ноги. Когда же ее рука дошла до самого сокровенного уголка, Женевьева замерла и задумчиво посмотрела на завитушки у себя на лобке.
85 
