– Господи Боже! – услышала я. – Вы только посмотрите на нее!
– А почему она здесь? – спросил кто-то. – Разве ей тут место?
– Совершенно верно, – сказала я. – Мне здесь не место.
И повернулась, чтобы уйти, но меня, оказывается, окружили со всех сторон. Не протолкнуться. А в следующую секунду сердце ушло в пятки. В толпе вдруг образовалась прореха, и сквозь эту прореху я заметила знакомую копну седых волос. Румяные щеки. Доброжелательную улыбку.
Арнольд Сэвилл.
Наши взгляды встретились. Он продолжал улыбаться, но в его взоре было нечто, невообразимое для меня прежней. Злость, гнев, ярость. Направленные персонально на меня.
Я сглотнула. Мне стало страшно. Я испугалась не гнева Арнольда – я испугалась его двуличности. Он одурачил всех. Для любого человека в зале Арнольд Сэвилл был ближайшим родственником Рождественского деда. Толпа раздалась, пропуская его, и он направился ко мне с бокалом шампанского в руке.
– Саманта, – проговорил он с улыбкой. – Разве это прилично?
– Вы приказали не пускать меня в здание! – услышала я собственный голос. – Что мне оставалось?
Неверный ответ. Слишком жалобно. Как-то по-детски.
Нужно успокоиться, иначе я выставлю себя полной дурой. И без того преимущество не на моей стороне: я стою в банкетном зале в наряде официантки и все пялятся на меня так, будто я не человек, а собака. Надо успокоиться, собраться с мыслями, обрести уверенность…
Но увидеть Арнольда во плоти после всего, что случилось, – это оказалось слишком серьезным испытанием для моей нервной системы. Как я ни старалась, успокоиться не получалось. Лицо горело, грудь ходила ходуном. Все эмоции последних месяцев рвались наружу, подпираемые ненавистью.
– Вы меня уволили, – выплюнула я ему в лицо. – Вы солгали!
– Саманта, я знаю, что вам пришлось нелегко. – Арнольд выглядел как учитель, делающий внушение нерадивому ученику. – Но стоило ли… – Он повернулся к незнакомому мне мужчине и закатил глаза. – Бывшая сотрудница. Проблемы с психикой.
Что? Что?
– У меня с психикой все в порядке! – крикнула я. – Я всего лишь хочу получить ответ на один вопрос. Один-единственный. Когда именно вы положили ту записку мне на стол?
Арнольд рассмеялся.
– Саманта, я ухожу в отставку. Зачем устраивать сцену? Может кто-нибудь ее вывести? – бросил он в сторону.
– Вы поэтому приказали меня не впускать, верно? – Мой голос дрожал от негодования. – Чтобы я не начала задавать вопросы. Я ведь могла докопаться до правды.
В помещении послышался ропот. Меня не одобряли. Я слышала, как одни бормочут: «Ради всего святого!», а другие интересуются, кто меня сюда пустил. Если я хочу сохранить достоинство, мне следует замолчать. Прямо сейчас. Но я не могла остановиться.
– Я не делала ошибки! – воскликнула я, шагая навстречу Арнольду. – Вы меня использовали. Уничтожили мою карьеру, разрушили мою жизнь…
– Это уже не шутка! – процедил Арнольд, отворачиваясь.
– Ответьте мне на один вопрос! – крикнула я ему в спину. – Когда вы положили записку на мой стол, Арнольд? Я же знаю, ее там не было. Ну, когда?
– Разумеется, была. – Арнольд посмотрел на меня как на назойливую муху. – Я пришел к вам 28 мая.
Двадцать восьмого мая?
Откуда взялось это число? И почему оно кажется… неправильным ?
– Я вам не верю, – проговорила я, топая ногой. – Не верю, и все. Вы меня подставили! Вы…
Саманта? – Кто-то положил руку мне на плечо. Я резко обернулась и увидела охранника Эрнеста. Он старательно прятал глаза. – Извините, но я вынужден попросить вас покинуть помещение.
Какой позор! Меня выставляют из здания! И это после того, как я практически прожила здесь целых семь лет? Последние остатки мужества разлетелись вдребезги. На глаза навернулись слезы, слезы отчаяния и ярости.
– Уходите, Саманта, – сочувственным тоном сказал Оливер Суон. – Не усугубляйте ситуацию.
Я уставилась на него, потом обвела взглядом остальных старших партнеров.
– Я была хорошим специалистом, – проговорила я. – Я хорошо работала. Вы все это знаете. Но вы стерли меня, будто я никогда не существовала. – Я сглотнула. – Что ж, вам же хуже.
В полной тишине я поставила поднос с эклерами на ближайший стол и вышла из зала. Едва я оказалась за дверью, за моей спиной оживленно загомонили.
Под присмотром Эрнеста я спустилась на лифте в фойе. Мы оба молчали. Я чувствовала, что если произнесу хоть слово, из глаз хлынут слезы. Какой хороший был план и как глупо я его испортила! Не смогла ничего выяснить. Оказалась узнанной. Опозорилась публично. Похоже, надо ждать новой волны шуток по моему поводу.