151 
Воспоминания Есиповича, который сам стоял на верхних ступеньках служебной лестницы, в чине штатского генерала, а впоследствии и сенатора, приобретают для нас особый интерес. Ему было прекрасно известно все, что творилось и говорилось за кулисами суда. Он знал и ту борьбу, которую вели за пределами суда разные лица, в том числе Муравьев-вешатель. Сторонники поголовной казни всех привлеченных к суду находили, что дело Верховного уголовного суда — в опасных руках, что председатель его попал под влияние революционной партии в лице секретаря суда (то есть Есиповича). Вся же «революционность» этого секретаря сводилась только к попыткам провести заседание суда по этому первому процессу, разбиравшемуся на основе судебных уставов 1864 года, с соблюдением закона. В состав суда были введены лица, беспощадная жестокость которых была известна заранее. Таковы были Панин и Корниолин-Пинский, полуживой 90-летний старик, которого вносили в зал суда на носилках. Есипович вспоминал, как члены суда задолго до приговора разыскивали статьи закона с наиболее суровыми карами. Обвинителем в процессе был министр юстиции Замятин, который, по словам Есиповича, никогда не отстаивал своих личных твердых убеждений по той, может быть, простой причине, что он их не имел. Председателем суда был князь Гагарин. Совсем не бесстрастное судейское настроение его вылилось наружу в самом начале процесса, когда он заявил секретарю суда, что будет обращаться к Каракозову на «ты», так как «такому злодею нет возможности говорить „вы“. Впрочем, секретарю удалось убедить его обращаться к подсудимому на „вы“.
Во время самого суда до сведения председателя было доведено желание царя ускорить окончание процесса. „Если казнь Каракозова не будет совершена до 26 авг., то государю императору неугодно, чтобы она произошла между 26 (днем коронации) и 30 авг. (днем его тезоименитства)“. Так подсказывался приговор. Он и был вынесен. Его вынесению предшествовало частное совещание членов суда на квартире председателя, где было решено казнить одного Каракозова. Член суда Панин согласился с этим очень неохотно, сказав, что, „конечно, двух казнить лучше, чем одного, а трех лучше, нежели двух“.
Каракозов, совсем надломленный следствием и судом, дал показания и подал просьбу о помиловании. Министр юстиции, он же обвинитель по процессу, доложил ее царю, о чем впоследствии рассказывал: „Какое ангельское выражение было на лице государя, когда он сказал, что он давно простил его, как христианин, но, как государь, простить не считает себя вправе“. Так, лицемерно, пышной фразой царь, неограниченный монарх, ограничивал себя в праве избавления от виселицы осужденного!..
2 сентября председатель суда вызвал Каракозова из равелина в здание, где происходил суд. Каракозов вошед с таким светлым лицом, что, по-видимому, ждал помилования, но услышал об утверждении приговора, и весь свет исчез с его лица, оно потемнело и приняло суровое и мрачное выражение. Осужденному пришлось ждать казни целые сутки.
Кроме Каракозова Верховный уголовный суд судил по его же делу еще 35 других обвиняемых, разделенных на две группы. В первую группу были отнесены вместе с Каракозовым 11 человек, а во вторую — 25. Кроме того, с частью арестованных по тому же делу правительство расправилось без суда, в административном порядке. Значительная часть арестованных была заключена в куртины и бастионы Петропавловской крепости, и трое (Каракозов, Ишутин и Худяков), как сказано выше, содержались в Алексеевском равелине. Впрочем, Худяков был заключен в равелин не сразу, а переведен сюда из Никольской куртины. В вину обвиняемым ставилась та или иная форма принадлежности к покушению на Александра II и участие в организации, ставившей своей целью государственный переворот и водворение новых социальных начал. Большинство членов кружка не шло далее попыток организации артелей и производственных товариществ, дальше намерений вести пропаганду при помощи библиотек и школ. Обвинительные акты в первую очередь выдвигали обвинение против участников общества под названием „Ад“, в котором убийство царя как средство переворота было предметом обсуждения. Большинство обвиняемых на следствии и в суде после осуждения их на каторгу и поселение подавали просьбы о помиловании. Подавал просьбу о помиловании уже после казни Каракозова и Ишутин, приговоренный к повешению. Он был помилован по совершении над ним всей церемонии публичной казни вплоть до одевания в саван и надевания петли на шею. Это стоило ему потери душевного здоровья. Возраст осужденных был в пределах 19–26 лет. Приговор к суровым наказаниям не мог остановить роста революционного движения в стране.
151 
