Последние отзывы

  183  

Семейная жизнь дала трещину. Поэт ушёл от жены, уехал в Вологду, а Союз писателей выделил ему крохотную квартиру в небольшом доме на улице Александра Яшина. С маленьким чемоданом в руке, в старом пальто и берете Николай Рубцов приехал в другой город, чтобы начать новую жизнь. Спустя два года у него появилась женщина, которая стала его самой большой любовью и сыграла в судьбе поэта роковую роль.

Её звали Людмила Дербина. Она была начинающей поэтессой и знала Рубцова ещё с начала 60-х годов, когда впервые увидела его в Москве в общежитии Литературного института. Однако тогда молодой женщине поэт не понравился. «Он неприятно поразил меня своим внешним видом, — вспоминала она намного позднее. — Один его глаз был почти не виден, огромный фиолетовый „фингал“ затянул его, несколько ссадин красовалось на щеке. На голове — пыльный берет, старенькое, вытертое пальтишко неопределённого цвета болталось на нём. Я еле пересилила себя, чтобы не повернуться и тут же уйти. Но что-то меня остановило». Встреча начинающих поэтов была мимолётна, и в тот год они больше не встречались. Дербина вышла замуж и родила дочь.

Она вспомнила о поэте лишь спустя несколько лет, когда прочла второй его сборник «Звезда полей», принёсший Николаю Рубцову широкую известность:

• Я забыл, что такое любовь,
• И под лунным над городом светом
• Сколько выполнил клятвенных слов,
• Что мрачнею, как вспомню об этом.

Н. РУБЦОВ

Людмила Дербина решила во что бы то ни стало разыскать бывшего знакомого. Уставшая от неудачной семейной жизни, оставшаяся с маленькой дочерью на руках, она вдруг почувствовала, насколько близок ей этот простой, скромный и ранимый человек. В конце июня 1969 года Дербина выезжала в Вологду. «Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой, — вспоминала она много лет спустя, — хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожжённая простыня, прожжённое рваное одеяло».

Они встретились 23 июня, когда Людмила, найдя адрес поэта, пришла к нему на квартиру. Вечером того же дня они уплывали в Тотьму. «Почему так тянуло меня к этому человеку и почему так сопротивлялось этому всё моё существо? — спрашивала себя поэтесса. — Рубцов был для меня существом чисто духовным, но никаких свойств, присущих мужчине, настоящему мужчине, мне казалось, в нём не было».

К тому же поездка, начавшаяся так романтично, стала неприятной для них обоих. На теплоходе поэт сильно выпил и поругался в буфете. Дело чуть не дошло до драки. Людмиле удалось успокоить разозлённого друга и отвести того в каюту. В Тотьме Рубцов опять напился. Когда он выпивал, то становился совершенно другим человеком: злым, агрессивным, непредсказуемым. Ему был нужен лишь повод, чтобы выплеснуть всё накопившееся, а он всегда находился. Тогда, неожиданно встретив в городе друзей, компания решила отметить встречу и направилась в маленькое кафе на берегу реки. Там Дербина над чем-то неосторожно пошутила. И тут, вне себя от ярости, поэт вскочил, швырнул на стол вилку и выбежал на террасу. «Я почувствовала себя весьма скверно, — рассказывала Людмила, — было неудобно перед ленинградскими супругами, я не знала, как быть дальше. Однако пошла к Рубцову и молча села напротив него».

Он с ненавистью смотрел ей в глаза и вдруг сказал, что у них разные дороги. Это означало, что он прогоняет её. Женщина, сгорая от обиды и стыда, схватила сумочку и, не оглядываясь, побежала на пристань. Она стояла в очереди за билетами, не находя объяснения грубому и жестокому поведению поэта. «Я уже подходила к окошечку билетёрши, — вспоминала Дербина. — Вдруг кто-то потянул меня за рукав. Я обернулась. Передо мной стоял Рубцов — само смирение, сама кротость, с мольбой в тревожных глазах: „Люда, не уезжай! Прости меня!“ Моему изумлению не было предела. Сначала я была глуха и непримирима. Рубцов не отходил. Я осталась».

В августе 1969 года Людмила Дербина поселилась недалеко от Вологды и устроилась работать в библиотеке в небольшой деревне. Оттуда по выходным она могла выезжать в город и часто видеться с тем, в кого уже давно была влюблена. Поэт так же часто приезжал к ней и иногда оставался на несколько дней. «Рубцов стал мне самым дорогим, самым родным и близким человеком. Но… Мне открылась страшная глубь души, мрачное величие скорби, нечеловеческая мука непрерывного, непреходящего страдания. Рубцов страдал. Он был уже смертельно надломлен… В его глазах часто сверкали слёзы, какая-то невыплаканная боль томила его».

  183