– Я тебя искал, милая, – обеспокоенно обнял он меня, так что я почувствовала себя настоящей предательницей. Хотя ведь, по идее, виноват он…
– Не надо было бросать меня, милый, и флиртовать с другими, – мягко упрекнула я, уже не чувствуя обиды.
– Ты о Камилле? Извини, что оставил тебя одну, но я не флиртовал с ней и нисколько в нее не влюблен. Просто я ей понравился, и она рассказывала мне о том, что узнала от своих… э-э… возлюбленных о Маске Смерти.
– Почему ты не сказал вчера? – удивилась я, ведя мужа под руку, прежде чем уходить, надо было захватить проспиртованного Пушка.
– Из ревности, я злился на тебя. Как-то… э-э… она близко общалась с самим главой ордена и узнала от него, что существует карта, указывающая путь к Маске. Вчера она… э-э… общалась с ним снова, и он проболтался о том, где эта карта спрятана. Смешно сказать, у него дома в сейфе! И теперь у нас есть его адрес. Сегодня ночью идем туда.
Мой любимый был в приподнятом настроении от предстоящей авантюры.
– Проникнем к нему в дом? А как же охрана? Наверняка эта карта хорошо охраняется, может быть, не хуже, чем Маска. А Маску, между прочим, Смерть уже тысячу лет не может найти, почему же она тогда просто не украла карту? Ей это было бы нетрудно.
– Кто знает… – пожал плечами Алекс. – В любом случае пора действовать, хватит топтаться на месте. А куда ты меня ведешь?
– Надо забрать кота, он не совсем трезв.
– В смысле слегка пьян?
– Ага, практически в хлам!
Хорошо, что агент 013 далеко не ушел, хотя в его нынешнем состоянии это было бы проблемно. Он спал, свернувшись калачиком под столом с напитками.
– Моя Анхесенпа, моя… ик! белая мышка, – сладко бормотал он в тревожном сне, причмокивая губами и подергивая усиками.
– Думаешь, несчастная любовь для тебя всегда будет поводом напиваться и позорить нас в общественных местах? Не выйдет, дружище, – грозно рявкнула я, с трудом приподнимая его на уровень глаз.
– Я несчастен, я так несчастен! – бесстыже извиваясь, причитал Толстун, вытирая несуществующие слезы, когда командор, сунув напарника под мышку, направился к выходу. Мне пришлось пару раз подбирать за ними упавшую шляпу, она упорно сползала со вздрагивающих кошачьих ушек…
Пока мы тащили эту пьянь к набережной, я в свою очередь начала рассказывать, что узнала от Казановы.
– Значит, ты опять с ним встречалась?! Ты же обещала мне!
– Но ты сам бросил меня одну! А старичок дож начал приставать и даже ущипнул за бок, – пожаловалась я.
– Он еще там? Я хочу с ним поговорить!
– Дож? Конечно, это же его дворец.
– Нет, я б этом роковом обольстителе, – прошипел мой муж. Держу пари, таких высокопарных выражений он мог набраться только от Профессора.
Алекс закинул по-прежнему полубесчувственного (притворяется, лентяй, чтобы не идти пешком!) кота себе на плечо и двинулся назад. Но я решительно развернула его лицом к себе, сказав, что Казановы там уже нет, и, чтобы успокоить, поскорей передала разговор с этим синьором. Не весь, разумеется. Только его деловую часть… Но этого вполне хватило, чтобы Алекс вновь назвал себя дураком и, восхитившись моей твердостью, направился в нашу гостиницу.
…Пока я по-матерински укладывала агента 013 спать, командор сделал срочный запрос на Базу о предоставлении костюмов и необходимого снаряжения. Камилла описала ему в общих чертах дом главы ордена графа Массимо Треволы, и мой муж счел, что, возможно, придется проникать в дом с крыши. Вообще-то я не боюсь высоты, но все равно альпинизм не мой вид спорта, уж лучше шопинг, те же нервы, тот же адреналин…
Под окнами вдруг зазвучала музыка, исполняемая сразу на нескольких инструментах, и разноголосое хоровое пение:
- О прекрасная синьора.
- Поражен я наповал
- Всей твоею красотою.
- Виноват в том карнавал…
– Опять эти певцы, в Венеции ночью спокойно не поспишь! – послышался недовольный голос с нижнего этажа. – И все одно и то же поют, обновите хотя бы репертуар!
– Это же настоящая серенада! Как романтично, хочу посмотреть. – Я спрыгнула из кресла и вышла на балкон.
– Холодно же, деточка, закрой дверь, – гнусаво взвыл с кровати еще не совсем протрезвевший кот, его бил озноб.
– Не ворчи, Пушистик, всего одна минута…
Я осторожно подкралась к перилам, боясь, что если меня увидят с улицы, то сочтут, будто бы я решила, что песня посвящена мне. Но когда, вытянув шею, разглядела стоящих в гондоле пятерых музыкантов, а рядом с ними в черном бархатном плаще, из-под которого был виден нарядный фиолетовый камзол и кружевной воротник сорочки, Казанову… сразу стало понятно, ради кого тут надрывались глотки.