Особенно,... 
96 
Впрочем, нет, чего у русского человека всегда в избытке, так это души («большой души человек!»). Душевность – одно из главных качеств лукошкинцев. «У нас хороший народ, если видят, что кто-то нуждается в помощи, – помогут обязательно». Русь всегда была толерантна к самым различным культурным влияниям, гостеприимна ко всякому люду («Разные люди в нашу страну приезжают, и мы гостям добрым завсегда рады»), лишь бы человек был хороший. Вот, например, живет себе здесь и здравствует некто Шмулинсон. Он свой человек, его громят, после чего кормят в кабаке его и всю его семью. Лукошкино – міръ (так, с помощью буквы «і», ныне не сохранившейся в русской орфографии, в старину писали слово «мир» в смысле «общество», чтобы отличить его от иного «мира», обозначающего состояние без войны) добрых людей. (Заметим попутно, что Лукошкино – нормальное название для деревни. Для столицы – оно немного странное. Не на Москву ли намекает автор?)
Создавая персонажей романа, Андрей Белянин делает акцент не на личностные качества, а на черты национального русского характера. Главным героем, наравне с Никитой Ивашовым, выступает весь лукошкинский мiръ. Сам Никита – рассказчик, сказочник, да не простой. Он смешит, и смешит, иронизируя над самим собой. Смех над собой органически отвечает лукошкинскому мiру, ведь это характерная черта нашего исконного смеха, еще древнерусского. В литературных творениях Древней Руси, как отмечал Д. С. Лихачев, «смех направлен не на других, а на себя и на ситуацию, создающуюся внутри произведения», их авторы «чаще всего смешат непосредственно собой. Они представляют себя неудачниками…», «притворяются дураками».
Вспомним Никиту, он отнюдь не мускулистый супермен, левым мизинцем раскидывающий толпу хулиганов, и не боевик, сжигающий огнеметом целые армии. Без Митьки или еремеевских стрельцов бравый «сыскной воевода» был бы уже несколько раз мертв. Но при этом он и не Шерлок Холмс, не Эркюль Пуаро. Потому и частенько попадает в комические ситуации. О виновнике событий догадывается, когда уже и читателю становится ясно, кто совершил преступление. Он начальник, но никак ему не добиться почтительности от окружающих: непосредственные подчиненные Яга и Митька или не выполняют его приказы, или истолковывают их настолько неверно, что Никита только за голову хватается. И постоянные народные комментарии весьма сомнительного свойства: сочувствия вгоняют в краску, а стараний помочь лейтенант сам боится.
«Дурость, глупость – важный компонент древнерусского смеха», и писатель-фантаст с успехом это использует. Русская средневековая культура знает два типа дураков. Первый, литературный, – сам сыскной воевода (да-да, можете посмеяться). Д. С. Лихачев описывает этот тип так: «Древнерусский дурак – это часто человек очень умный, но делающий то, что не положено, нарушающий обычай, принятое поведение». Второй, сказочный, – Митька, классический дурак. Он, конечно, «видит мир искаженно и делает неправильные умозаключения», но внутренние его побуждения – самые лучшие, он всех жалеет, готов отдать последнее и тем вызывает сочувствие. Неким промежуточным между названными типами дурней является в романе царь Горох. Его, конечно, можно считать типичным сказочным государем, доставляющим главному герою множество хлопот своими разнообразными и неожиданными уроками-заданиями: добудь то, принеси это… И одновременно он типичный персонаж литературный. Горох сам сознает, что делает не так. Но положение обязывает. Вспомним Короля из «Обыкновенного чуда». Здесь то же самое. И, наконец, не напоминает ли читателю лукошкинский владыка персонажей наших славных политических анекдотов?
Анекдот – это еще одна из составляющих белянинского смеха. Многие ситуации в «Отстреле невест» анекдотичны, а потому и смешны. Вот, например, «жуткая» сцена на кладбище. Сначала появляется Дед Мороз, смахивающий на актера Хвылю из старого доброго фильма «Морозко». Затем из гроба восстает зловещий мертвец. И что же? Начинается едва ли не базарный торг из-за наследства. Мертвец спорит с живым милиционером и фольклорным персонажем по поводу Сивки-бурки. «Смешно, не правда ли, смешно?» Смешно! Или обыгрывание Беляниным исторического анекдота в финале. Напомним, что, по преданию, Керенский бежал из Зимнего, переодевшись в женское платье. Анекдот, миф, как доказано последними историческими исследованиями. Но красиво, поэтично и… смешно. Вот и белянинский злодей, бежавший из дворца полуодетым, принят запорожцами за «бабу».
96 
