45 
Мне пришлось умерять её хозяйственный пыл двукратным поднятием правой брови в самом строгом изгибе… Яга поняла и притихла. Я демонстративно развернул листок, света ночных светил (прости, Господи, за тавтологию!) вполне хватало для чтения. Митька бесстыже заглядывал мне через плечо…
– «Нечестивому рабу, холопу лукошкинскому да хаму Никитке Ивашову от самого Великого да знатного, того света господина, а этого – страха и ужаса, сильномогучего тёмного царя Кощея Бессмертного…» Значит, так вот? Это у вас нормы вежливости такие, да? Митя, кукарекай!
– Дозволяете? – счастливо уточнил он.
– Поддерживаю, – подняла вверх два пальца Яга, она у нас тоже грубиянов не любит…
– Смилуйтесь, аспиды милицейские, – тонко взвыл злодей, едва ли не хлопаясь на колени. – До конца дочитайте, а уж тогда и суд чините!
– Ладно, попробуем, – скрипнул я зубом, но дочитать это действительно стоило. Судите сами…
– «Письмишко с просьбочкой униженной, прости отец родной за слова неразумные, торопливые, по чину обязательные да без желания писанные. На том молить тебя буду – избавь от беды неминучей, характеру семейного! Женат я был браком честным, шумной свадебкой с супружницей молодою, по молодости безрассудной. Уж как жили-были, описывать не буду, глаза слезами полнятся и старые раны мукой болят… А только почитай уж после „медового месяца“ овдовел я. Явил господь такое чудо, милость великую… Жену схоронил достойно, в гробу хрустальном, под курганом высоким, в лесу дремучем, чтоб (не дай бог!) не встала… А тока в последнее время чую в воздухе вибрации нехорошие, дуновения неприятные, да и сама мать-сыра земля ровно от боли вздрагивает. Неужто просыпается Карга-Гордынюшка? Уж ты разберись, сыскной воевода, а я-то никаких богатств не пожалею, тока б жена моя с того свету не обернулася. Ить тогда никому жизни не будет… сам её боюсь… как вспомню… Засим и кланяюсь! Вся надежда на тебя, участковый. И всякого тебе здоровьичка, нечестивый раб, холоп лукошкинский да хам Никитка Ивашов. В чём и подписуюсь, великий злодей и сильномогучий тёмный царь – Кощей Бессмертный…» Это всё?
– Вроде да, – прогудел за моим плечом верный напарник.
– А Кощей где?
А вот Кощея-то уже и не было. Преступный элемент исчез так же неожиданно, как и появился.
– И кукарекнуть-то не успели… До чего шустрый уголовник пошёл, не находите? А у меня ещё и мыслишка одна по ходу наблюдения образовалася… Костюмчик его ничего не напоминает! И сапоги опять же…
– Намекаешь на то, что именно Кощея, а не дьяка я мог видеть в ту ночь?
– Истинно, отец родной, – довольно просиял Митька. – Ну а экспертиза наша домашняя что по энтому поводу думает? Ой… а где ж она?
Вот именно «ой»… Бабка тоже словно бы растворилась в ночном воздухе. Хотя в отличие от гражданина Бессмертного не бесследно – далеко в поле, за околицей, мелькал белым пятнышком её головной платок. Похоже, старушка изо всех сил улепётывала к дому…
– Круто, – задумчиво признал мой напарник, когда Яга взяла забор практически без разбега.
Согласен, но рассуждать особо некогда, надо догнать и выяснить, что так напугало нашу отчаянную сотрудницу.
Мы пустились наперегонки… И должен признать, что бег по пересечённой местности ночью, по колено в холодной росе, под светом звёзд и треньканье сверчков – незабываемое ощущение плюс отличный способ снятия стресса! Мы прыгали через кусты, как мальчишки, мы обгоняли друг друга на поворотах, мы толкались корпусом, и я даже умудрился один раз сбить Митьку подножкой, правда, сам едва не налетел на пень и не растянулся рядом…
* * *
У ворот он всё же догнал меня, и мы финишировали одновременно. Заглянув в горницу, я понял, что ночь пошла насмарку – спать сегодня не будет уже никто… Причина проста – бабка лихорадочно паковала чемоданы! В такой тараканьей суматохе я её не видел НИКОГДА.
– Что происходит?
Яга молчала, не удостоив меня и взглядом. Васька и Назим сидели под печкой, прижухавшиеся, как вороватые мыши, даже не пытаясь влезть с предложениями услуг. Хотя какие к чёрту услуги! В более неуправляемом состоянии нашу эксперт-криминалистку просто трудно представить. Это нонсенс, ей-богу…
Старушка с похвальной скоростью перетаскивала в телегу всё, что плохо лежит или плохо приколочено. На мгновение мне показалось, что вслед за скатертями и занавесками она потащит скамейки и стол. Митька, мельком сунув нос в двери, только присвистнул выразительным образом, подумал и убрался от греха подальше.
45 
