78 
– Неужто стрелять будешь?
Я кивнул.
– Глупышка… – Она скакнула поближе, едва не обжигая меня смрадным дыханием. – Наигралась я, навеселилась, пора ноженьки поразмять, Русь посмотреть… Не возражаешь?
– Возражаю, – хрипло выдавил я. – Вернитесь в гроб.
– А не то? – игриво продолжила она, клацнув зубами едва ли не перед самым моим носом.
– Стрелять буду, – предупредил я, срывая с плеча тлеющий погон.
Как она расхохоталась… Я никогда – ни раньше, ни потом – не слышал более самодовольного и противного смеха! Мне было нечего терять, тяжёлая пищаль качалась в руках из стороны в сторону…
– За Ягу, за Митю, за… – С третьей попытки порох вспыхнул, и отдачей от выстрела меня едва не свалило с ног.
Карга расхохоталась ещё громче, но… что-то вспыхнуло двойною искоркой у неё в брюхе. Смех оборвался… Искорки разгорелись в две нестерпимо яркие вспышки света, и грохот второго взрыва отшвырнул меня в необъятные дали…
* * *
Утро. Солнышко щекочет нос. Петушиный крик, как же я рад его слышать! Получается, что есть жизнь после смерти! Медленно раскрыв глаза, я с удивлением обнаружил себя в нашем временном доме, на знакомой лавке, и тихий Назим, напевая что-то азербайджанское, пришивал к моему выцветшему кителю новый погон.
– Никитушка, – раздался скрипучий голос Яги. – Встал, что ли, сокол наш ясный? А мы уж не будили, дай, думали, хоть выспится сыскной воевода…
Я едва не заревел от умиления. Бабка, чуть поцарапанная, с перевязанной ногой, на костыле, но ЖИВАЯ, осторожненько присела рядом.
– Ты уж не серчай на меня, дуру пенсионную. Ить как я не догадалася, что Кощей об обычной жемчужине речь вёл. Жемчуг-то речной, он и песчинка, и перламутр, стало быть, и солнце, и луна, и земля в нём есть, и в воде растёт… А ты хитёр, прознал, да со мною не поделился? Ну да ништо, вам, молодым, слава нужнее.
– Как Митька? Как остальные? Как… – порываясь встать, забормотал я.
– Да живы все, – спокойно кивнула наша эксперт-криминалистка. – Кого помяло, кому почки отбило, руку-ногу повывихнуло, но покойников-то и нет! Разве жену Кощееву уж не в один гроб не сложишь – разнесло по ветру пылью мокрою… Так ить её, злыдню, и не жалко!
Через пару часов наша горница ломилась от гостей. Пришло едва ли не всё село плюс: дьяк со Шмулинсоном, кузнец с дочкой, Митя с мамой, Еремеев со стрельцами – все сидели у нас, празднуя победу, и ещё пару соседских столов пришлось вынести во двор. Кстати, таинственным частушечником оказался… сам староста! Ни за что бы не подумал, солидный мужик, должность, семья, дети, а нате вам – поэт!
- Ой, от смеха не дышу,
- На одной ноге пляшу!
- За милицию родную
- Водку пью до мандражу!
В общем, мы гудели до вечера, несмотря на то что без бинтов ходил один я. Повезло. Бывает же такое, два взрыва, царапины, ожоги, но ничего серьёзного. А вот все прочие, поголовно, хвастались боевыми ранами, белыми перевязками, двойными костылями, перемотанными головами и ногами в свеженаложенных шинах. Эдакая лихая русская пьянка в прифронтовом госпитале. Вот бы Олёна увидела меня в таком «загипсованном» обществе… Типа отдых в тихой деревне, ага!
Уже поздно вечером, когда все разошлись по домам, наша бессменная троица села подвести итоги этого путаного дела.
– Ну что я скажу, сослуживцы… Кощею мы вдругорядь нос утёрли – и сами живы, и от супруги евонной мир избавили. Не вернуться ему к нам царём-освободителем, сами распрекрасно управилися…
– Что с близнецами? – спросил я.
– Жить будут, – поморщилась Яга, поглаживая забинтованную ногу. – Заклятие спало с них, да ума не прибавило. Чую, в недолгом времени они опять народ удивят. Шалопаи и есть…
– А пауки?
– И впредь будут энту избу на отшибе сторожить, как со времён давних привыкли. Не след людям случайным могилу Карги-Гордыни видеть, мало ли какое-сякое колдовство там у гроба осталося…
– Алекс Борр на месте?
– А то, – подал голос Митяй, баюкая перемотанную руку. – За ним стрельцы бдят, завтра же в царёву канцелярию под арест отправят. Ужо получит своё, преступный элемент… Каторга по нему аж изрыдалась вся!
– Я тоже намерен вернуться в Лукошкино, может, завтра и махнём с еремеевцами? – прямо предложил я.
– Отчего ж нет, – охотно согласилась Яга. – В родной терем пора, на своей печи кости греть поприятнее будет.
– А это… нельзя нам так сразу-то… – неожиданно засуетился наш младший сотрудник. – Ить мы же не всё доделали, вона дьяк жаловался, будто бы в доме мышкинском нечистая сила завелась. И день и ночь по комнатам запертым стучит да стонет…
78 
