Особенно,... 
48 
— У меня… печать… нельзя… нельзя-а меня, нельзя!
— Покажи, — строго кивнули бесы, и в их голосе была такая чугунная уверенность, что лично у меня иллюзий не осталось — они и в самом деле посланцы. Эмиссары Тьмы. Хозяева колдунов и ведьм, взыскующие платы по Договору. Да и еврейский чёрт что-то говорил про печать…
— Вот, вот она… вот! — Дрожащими руками мой бывший противник бесстыже приспустил штаны, демонстрируя свежепоротую задницу, на левой ягодице которой чернел чёткий оттиск коровьего копыта. — Гляди сам…
Тут колдун опустил взгляд и ахнул: «печать» или след от копыта был красноречиво перечёркнут двумя вспухнувшими красными полосами в форме православного креста! Ох и угораздило же меня так ухитриться. И ведь скажи кому, что не нарочно, так и не поверят ведь…
Больше бесы не сказали ни слова, в один миг они вдруг выросли выше хаты, сгребли беззвучно открывающего рот Птицерухова и исчезли с ним в черноте подворотной тени, оставив после себя лишь характерный запах серы…
Я неуверенно протёр глаза. Первый пришедший в себя цыган под шумок утаскивал на горбу второго, того, что бодался с забором. Луна вернула себе прежний цвет чистого, непорочного серебра. Ночные цикады, замолкшие на момент страшной развязки, вновь разразились целым полковым оркестром. Мир неуловимо изменился, и, кажется, в лучшую сторону. Точно в лучшую!
Но что же тут, собственно, произошло? Добро победило Зло? Или Зло большое забрало себе зло меньшее на потеху и расправу, послужив таким образом Добру? Ох ты ж Матерь Божья, не надобно нам, казакам, лезть в такие дебри. Поэтому я никогда служебной карьеры и не сделаю, прав дядюшка: меньше умничаешь, дольше живёшь, спокойней спишь и палёной водкой не глушишь тоску по несовершенству всего человечества как вида…
— У вас есть до меня весомые вопросы, — уверенно заявил старый еврей, неторопливо выходя из хаты. — Туда не смотрите, там все пьют и про вас давно забыли, им самим весело. Я сюда пришёл, шоб сказать спасибо, потому как теперь табор опять мой и я его опять крышую. Но у вас всё равно вопросы. Таки спрашивайте, что уж там, спрашивайте…
— Куда они его? — поинтересовался я, присаживаясь на завалинке рядом с чёртом.
— Ой, а то вы не знаете…
— Что, прямо туда?
— А то нет! Колдуном можно стать по неведению, наследственно, по проклятию ближних, но хуже всего, когда человек сам идёт на этот шаг по своей воле. То есть нам-то оно очень даже хорошо. Колдун всегда надеется, шо плату можно отсрочить, а то и вообще выкрутиться, списав долги и кинув кредитора. Но, увы, так не бывает никогда…
— Что у него была за печать?
— Так вот то самое выжженное клеймо в форме коровьего копыта. Вы его хоть приблизительно рассмотрели? Таки запомните, им клеймят тех, кто пошёл под власть Сатаны добровольно и с радостью. Что-то ты за это получаешь: власть, умения, деньги, всякого разного по мелочи… Но пользуешься всем этим, пока печать в сохранности! Её даже в бане мочалкой тереть не рекомендуется. А такой крест, шо вы ему нарисовали, объёмный и в перспективе…
— Значит, это моя вина в том, что человек отправился в пекло и…
— Ой, Илюша, я вас умоляю! — раздражённо хлопнул себя по коленям чёрт. — Вы таки казак или благородная девица из петербургского пансиона? Этот драный поц был враг и мне и вам. Вы меня от него избавили, а я весь помогал вам, как мог, потому шо мне дорог тот табор, но идти напрямую против нечисти мне нельзя! И уж поверьте, таки не из морально-этических соображений. Говорю вам, как хорошему другу…
Я молча вытащил из-под ворота рубахи нательный крест на гайтане. Чёрт закашлялся…
— Так-то лучше, — напомнил я. — На дружбу не нарывайся, казак с нечистью приятельство не водит. Разок свела кривая, не поубивались лбами, и на том спасибо. Но под горячую руку не лезь.
— Ша! И в мыслях не было, — тяжело вздохнул чёрт, вновь принимая облик старого еврея. — Позволю себе передать вам один подарочек и засим-таки бесследно откланяться восвояси. Никто не против?
— Сваливай.
— Таки серьёзно, без обид, мы в расчёте?
— Иди уже, — устало поморщился я.
Чёрт насмешливо фыркнул и исчез, как не было, а на мои ладони чудесным образом лёг белый лист бумаги. Лунное сияние вполне позволяло читать, и, несмотря на то что письмо было написано не от руки, а словно бы напечатано в типографии, я сразу узнал милые сердцу интонации…
48 
