«Сей валун возложен в год 903
и да будет твердь!» —
прочёл я. Всё. Больше ни слова не было. Как не было и следов раскопа или попыток сдвинуть эту вросшую в землю махину с места. Тогда какой смысл на него указывать? А если не на него, то на что ещё? Не понимаю…
— «В лужах заблестели льдинки, К ним хвостом прилипла утка», — сверившись с бумажкой, протянул я.
Какие утки? Нет их здесь, хотя, возможно, лет триста — четыреста назад и были. Если, конечно, дядя Шац не пытался таким образом просто пошутить. Впрочем, для средневекового монаха утка, замёрзшая на льду, могла выглядеть очень смешной. Как и фраза «Снега нет, но есть снежинки». То есть снежинки есть где-то ещё или «Это несмешная шутка»?
На самом деле я нашёл ещё одно столь же схематическое изображение снежинки на валуне ближе к земле слева. Правда, никакой «шутки» (смешной или несмешной) я в этом не видел, но неважно, говорилось же, что тот монах — псих. Тем более что в расследовании ещё одна снежинка ничего не решала, потому что вообще указывала на выход с университетского двора. Типа если не понял, то вообще убирайся, так что ли? Вот уж воистину «Не увидишь клада, так…»!
Мимо меня пробежали две молоденькие студентки с вёдрами. Оказывается, единороги второй день волновались в стойлах, у ведьм считается, что это к беде. Никого, кроме девственниц, они к себе не подпускают, вот девушки и намеревались добавить могучим животным немного валерьянки в питьё, а то к ночи они разнесут свой загон. Ещё одна проблема, но хорошо хоть не моя…
Вот так, с больной головой, усталый, голодный и ничего не выяснивший, я вернулся к себе в комнату. Нужно было привести мысли в порядок и обо всём доложить шефу. Ведь, по сути, ясно главное: в университете орудует опасный преступник, он ищет клад и ради этого уже убил ни в чём не повинную смотрительницу кладбища. Спускать такое на тормозах нельзя. Полиция обязана найти негодяя, где бы он ни прятался, и мы его возьмём…
— Слушаю вас, Брадзинский. — Мой комиссар поднял трубку уже на шестом гудке. — Докладывайте, чего вы там натворили? Директриса отправила электронной почтой уже двенадцать жалоб по всем инстанциям — мы нарушаем им учебный процесс, надумываем несуществующие проблемы, раздуваем скандал, намеренно затягиваем следствие и совершенно не ищем преступницу, которая, по её мнению, давно сбежала и ловить её следует где-нибудь подальше от стен Сафо. А ваша Эльвира мне уже всю плешь проела! Хоть бы позвонили ей…
Я кротко выдохнул и попытался как можно обстоятельнее изложить шефу всё, что удалось выяснить на данный момент. Боюсь, получилось не особенно убедительно, но он понял, что пока нам никак нельзя делиться информацией с журналистами. А Эльвира выкачала бы из меня всё…
— Вы знаете, где скрывается эта «мадемуазель Аферман»?
— Думаю, да. Можно было бы призвать на подмогу женщин и арестовать негодяя, но так мы ничего не узнаем о кладе. Я предпочёл бы взять его на месте.
— Разумно, — согласился месье Базиликус. — А когда?
— Этой же ночью, — ответил я. — Думаю, мы с ним пришли к одинаковым выводам, и если мои предположения относительно «снежинок» верны, то в темноте он попытается прокрасться к валуну, поставленному в честь основания монастыря, и выкопать из-под него клад.
— То есть, по-вашему, клад там?
— Это рабочая версия…
— Может, вам всё-таки прислать кого-то из профессионалов? — задумался комиссар. — Ну хоть тот же Флевретти, вполне может сыграть второго гея.
— Вряд ли ведьмы это допустят, нас загоняют согласованиями…
— Тоже верно. Ладно, действуйте сообразно обстановке. На всякий случай я буду держать специалистов из префектуры под рукой. Будет туго — звоните, и бронированная машина с автоматчиками сразу ворвётся в ворота!
— Спасибо, шеф. Надеюсь, до этого не дойдёт.
— Кстати, чуть не забыл. Та женщина, смотрительница, мадам ля Гулю… Первое заключение, что она умерла от разрыва сердца. Мы, конечно, всё перепроверим, но…
— Понятно, — поблагодарив комиссара ещё раз, я отключил связь.
Ну вот и всё, осталось договориться с директрисой и подвести это дело к концу. Аферман скорее всего прячется где-то у единорогов, недаром они волнуются. Там огромное помещение, место под сеном всегда найдётся.
Итак, что мы сейчас имеем?
Готов предположить, что преступник действительно сын или дочь одной из воспитанниц женского университета. Узнав от мамы про стихи сумасшедшего монаха, он решил, что всё это может иметь и реальную основу, а не только нести метафизические знания. Предположим, что преступник проникает на территорию под видом новой преподавательницы. Это сложно, но он сумел.