Особенно,... 
105 
— Он? Должна быть, она, — воскликнула Ровена, но не смогла сдержать улыбку, узрев свое злотовласое дитя. Милдред довольно рассмеялась:
— Ты больше не можешь отказывать ему. Посмотри, сколько месяцев ты заставляешь мужчину страдать. Мне его жалко.
— И ты тоже, — вздохнула Ровена. — Ты была единственной, кто не надоедал мне уговорами на эту тему.
— Только потому, что я знала, ты заупрямишься еще больше. А у тебя нет никаких причин для упрямства. Ты уже должна понять, что он любит тебя. Но ты заставила его ждать до последней минуты, чтобы жениться на тебе!
— Ждать? — изумилась Ровена. — Он привел мне повивальную бабку, он привел мне священника! И они не отступили, пока я не сказала «да». Это был шантаж. Это было…
— Простое упрямство с твоей стороны. Ты знала, что выйдешь за него. Просто хотела заставить страдать его до конца.
Ровена уговорила себя промолчать. Спорить с Милдред на эту тему бессмысленно.
Конечно, она была упряма. Этот человек хотел умереть ради нее. Никакое ее недовольство не могло поспорить с таким фактом.
— Где мой муж?
— Ждет снаружи. Он еще не видел сына. Я покажу ему, можно, Ровена?
Не дожидаясь ответа, Милдред направилась к дверям пригласить Уоррика.
И вот он уже здесь и смотрит сверху на нее с такой теплотой и гордостью, что остатки ее враждебности испарились. В конце концов она любит его. Это было настолько ясно еще до того, как она его покинула, что бесполезно отрицать далее.
Она широко улыбнулась ему:
— Как он тебе нравится?
Уоррик еще даже не взглянул на ребенка. Он сделал это сейчас, но его взгляд немедленно переместился обратно на Ровену. И в нем плясали смешинки.
— Я надеюсь, со временем он будет выглядеть лучше? Она встревоженно обернулась посмотреть на сына, но потом улыбнулась.
— С ним все в порядке. Все новорожденные и должны быть красными и сморщенными.
— А где дочь, которую ты хотела мне подарить? Она вспыхнула, потом усмехнулась.
— Я думаю, в конце концов, мне повезло, милорд — правда, не в этом.
Он присел на край кровати и одарил ее неожиданным поцелуем.
— Спасибо.
— Это было не так уж тяжело — ну ладно, может быть, немного.
— Нет, я благодарю тебя, что ты согласилась выйти за меня замуж.
— О! — сказала она, чувствуя, как тепло и радость заполняют ее. — Это было в действительности… мое удовольствие.
Потом последовал еще один поцелуй, он был более горячим, чем нежным.
— Ты уже не сердишься на меня?
— Нет, но если ты когда-нибудь еще посадишь меня в свою темницу…
— У меня больше нет темницы. Я велел ее засыпать, как только ты уехала в Турес.
— Почему? — удивленно спросила она.
— Это — невыносимое напоминание о том, что я наделал.
— Но у тебя были причины, Уоррик. Даже я могу…
— Не оправдывай меня — или ты уже забыла, что сказала мне на прощание?
Он был серьезен.
— Ну ладно, пострадай еще, если считаешь нужным. Но что касается меня, там было довольно хорошо, в этой темнице.
— Возможно, я несколько поспешил. Ну, я всегда могу приказать откопать ее, если будет нужно.
— Лучше уж не надо, милорд, — предостерегающе сказала она.
— Ну, тогда, если мне опять потребуется запереть тебя в моих покоях, — сначала удостоверюсь, что я тоже там заперт вместе с тобой.
— О, против этого я не возражаю.
— Значит, ты все же бесстыдная девица?
— Ты, мне кажется, не возражаешь против такого бесстыдства?
— Нет, я не возражаю.
— И ты любишь меня?
— Правда, я люблю тебя.
— Не говори это так, как будто делаешь мне одолжение. Ты любишь меня, Уоррик. Как ты можешь не любить, когда я…
— Я люблю тебя.
Это звучало уже лучше, настолько лучше, что она притянула его вниз еще для одного поцелуя, а потом нежно прошептала:
— Я счастлива, что это был ты, Уоррик. Так счастлива. Он припомнил эти слова, сказанные так давно, и признался, наконец:
— Так же как и я, миледи.
105 
