24 
Светло-голубые глаза Ярмиллы радостно заблестели.
— Сейчас соберусь, — с готовностью ответила она, направляясь к проему, ведущему к кухонной половине и к лестнице, затем позвала:
— Джейни, иди сюда.
Через мгновение в холле появилась крохотная женщина в грубой шерстяной рубахе.
— Что угодно госпоже?
— Джейни, возьми девушку с собой, искупай, накорми и уложи пока в постель в хозяйской спальне. Позже я решу, куда ее поместить.
— Хорошо, госпожа, — ответила женщина, с любопытством разглядывая Бренну.
— А теперь, Огден, буду очень благодарна, если отведешь леди Бренну в комнату Гаррика и постережешь, пока не придет раб, чтобы ее охранять.
Для Бренны время тянулось убийственно медленно. День почти не отличался от ночи. Комната, в которой ее держали, оказалась большой и холодной, без окон, но с двумя постоянно закрытыми дверями. Гнев девушки давно перешел в неудержимое бешенство, когда на второй день ее начали привязывать к большой кровати, поскольку властная Ярмилла решила, что незачем отрывать от дела раба, чтобы охранять пленницу.
Бренну освобождали лишь на время, когда надо было поесть, умыться или облегчиться, но каждый раз Джейни сопровождал раб, которого, правда, оставляли за дверью. Первые два дня девушка отказывалась от еды, выбивала поднос из рук Джейни в припадке ярости, но потом все же заговорила, сыпля столь ужасными проклятиями что прислуга, бледная, пулей вылетала из комнаты, и тогда раб снова связывал Бренну. Она сопротивлялась, изрыгая изощренные ругательства, но надолго ли могло хватить сил, ведь запястья ее были связаны!
На третий день Бренна, ослабев от голода, начала есть, хотя и неохотно, и полностью игнорировала Джейни. Между завтраком и ужином проходил почти целый день. Один раз Джейни приходила утром, перед началом заполненного различными обязанностями дня, другой — вечером, перед тем как отправиться спать. В промежутке Бренна едва не сходила с ума от безделья и злобы, чуть не рыдая от невозможности пошевелиться, встать и хоть что-то делать, а возраставшее с каждым часом чувство голода отнюдь не способствовало улучшению настроения.
Кроме того, ее мучили угрызения совести за то, что стала лишним бременем для бедняжки Джейни, которой приходилось ухаживать да ней. Девушка и без того работала с рассвета до заката, а приезд Бренны еще прибавил дел. Но Джейни никогда не забывала шепнуть ей несколько ободряющих слов по утрам, хотя к концу дня бывала так же молчалива и измучена, как Бренна. И Бренна иногда даже испытывала нечто вроде жалости к Джейни, весьма непривычное чувство для гордячки. Джейни говорила на ее языке, но выучила и норвежский и, хотя еще полностью не овладела языком, все же знала достаточно, чтобы понимать обращенные к ней приказы и не быть избитой за неповиновение. Бренна полагала, что Джейни тоже попала в плен, но ни о чем не расспрашивала девушку и старалась подогревать в душе неприязнь к ней, хотя и знала, что Джейни всего лишь выполняет приказы Ярмиллы и, будь ее воля, наверняка развязала бы пленницу.
Судьба у них одна. Правда, Бренна твердо знала, что никогда не смирится с жизнью рабыни, и была уверена, что когда-нибудь придет вожделенный час свободы, но когда?
Мысли Бренны уже в который раз обращались к Гаррику Хаардраду — когда-то жениху, а теперь хозяину. Она и раньше часто думала о нем. Бренна знала» что Гаррик молод и прожил всего двадцать пять зим. И не женат… к несчастью, поскольку именно это заставило Ферпоса заключить договор о свадьбе, которой теперь уже не суждено состояться. Кроме того, если верить Хьюгу, Гаррик по каким-то причинам ненавидел женщин, и это можно считать благом: он оставит ее в покое, а что, если начнет жестоко издеваться, терзать и мучить ее? Бренна молилась лишь о том, чтобы ее ненависть оттолкнула его. Но, связанная, она полностью в его руках и не в состоянии защитить себя, а за избиениями, по всей вероятности, последует казнь. Будь проклята эта слишком осторожная ведьма Ярмилла!
Неделю спустя Элоиза, как и, обещала, приехала навестить Бренну. Бренна узнала голоса, ее и Ярмиллы, еще до того, как женщины вошли в комнату. Увидев привязанную к кровати пленницу, Элоиза остановилась как вкопанная, но Ярмилла, словно ни в чем не бывало, подошла поближе.
— Вот видишь, — снисходительно бросила она, — от нее ничего, кроме беспокойства!
Элоиза смерила домоправительницу ледяным взглядом:
— Так вот как ты обращаешься с собственностью моего сына! Связать девушку, будто животное! — рассерженно воскликнула она.
24 
