Особенно,... 
98 
Взволнованный мыслью о чьем-то непонятном вторжении, внезапно покрывшись испариной, Питер стал карабкаться по лестнице вверх, но выпитое вино кидало его от стены к стене. Он упал ничком и нелепо пополз на четвереньках, пока не добрался до верхней ступени лестницы. Увиденное заставило его замереть на месте: Дженис голая стояла перед дверью спальни, взявшись рукой за дверную ручку, стояла вся сияющая под мягким светом светильника, плечи и грудь ее золотились, соски съежились, возможно, от холода. Она стояла такая безмерно близкая ему. Он знал ее всю, знал каждую ее черточку. Вид ее наготы показался ему самой естественной и прекрасной картиной в мире.
– Моего халата нет…
Она выпятила губу в шутливо-горестной гримасе и тут же улыбнулась ему. Он не мог вымолвить ни слова, потому что знал эту улыбку и долгие недели жаждал ее – она означала, что совместная их жизнь – это драгоценность, принадлежащая только им двоим, что Дженис прощает его, прощает их обоих, что самые светлые ее надежды живы и возрождаются вновь. Она повернула дверную ручку и вошла в спальню.
Обнаженная женщина, вышедшая из спальни и захлопнувшая за собой дверь пять секунд спустя, казалось, была оскорблена сильнее всяких слов. Она лишь выпрямилась и взглянула в лицо мужа глазами, исполненными не гнева, нет, хотя, без сомнения, гнев должен был прийти потом, гнев, еще им не виданный, но чистейшего недоумения и жестокого шока. Губы ее были плотно сжаты, глаза расширены. Питеру тяжело сдавило череп – словно две сильных руки ухватили его за голову и не отпускали. Он сделал неловкий шаг к ней, шаркнув ногами по ступеням.
– Нет! – выдохнула она и выставила перед собой руки, веля ему не приближаться. И не желая его утешить.
Ни он, ни она не проронили ни слова.
Дженис удалилась в ванную. Он услышал приглушенные прерывистые звуки и опустился на ковер, догадавшись о том, что увидела Дженис. Появилась она уже в платье, с какой-то одеждой в руках, трезвая как стеклышко и ледяная. Мелькнули, легко касаясь пола, ее сверкающие глянцем лодочки. Она быстро сбежала по лестнице и, подхватив в гостиной сумку и пальто, выскользнула из двери, в которую, не прошло еще и десяти минут, как вошла. Взревел мотор, и автомобиль сорвался с места.
Вскоре Питер встал и, шатаясь, прошел в спальню. В носу защипало от сигаретного дыма. Уже одного этого было достаточно, чтобы Дженис все поняла. В комнате было темно, лишь над кроватью посверкивал красный огонек.
– Похоже, я все испортила, – донесся до него беспощадный голос Кассандры. Питер мало что соображал, он был оглушен своей виной, очевидной и не требующей ни доказательств, ни признаний.
– Пожалуйста, – пробормотал он тихо, упавшим голосом, – пожалуйста, уйди!
8
В больнице дежурная сестра велела ему подождать за дверью, пока она проверит состояние матери; она сказала, что та потеряла больше крови, чем ожидалось, из-за разросшейся опухоли. Питер взглянул на часы. Десять минут – это все, что он мог себе позволить. Новая неделя надвигалась на него, как поезд метро на станции «Маркет-стрит»: секундная вспышка огней вдали, и тут же вслед за этим восемьдесят тонн грохота и неистовства, грозящего раздавить. События субботнего вечера, считай, уничтожили для него воскресенье. Кассандра вылезла из постели, огонек сигареты проплыл в темноте. Оставаясь в дверях, решительно настроенный на уничтожение малейшего подобия романа, он щелкнул всеми выключателями, ярко осветив комнату. Она стояла голая, с тощей грудью, невеселая.
– Твоя жена очень красивая женщина, – сказала она не то виновато, не то сердито – он так и не понял этого.
Пройдя к его шкафу, она сняла с плечиков повешенное платье, опять нацепила все украшения, причесалась. Он глядел на ее мускулистые руки. Она не казалась ему привлекательной, особенно в тот момент, но все же волна неуместного сексуального желания на секунду прокатилась по нему. Кассандра обернулась и встретилась с ним взглядом. Голос ее был твердым:
– Помни только, что разочарованием это явилось для обеих женщин, не только для одной.
Он лишь ответил:
– На этот раз оставь ключ здесь.
Что она и сделала.
В воскресенье вечером местные каналы в жажде раскрутить новый поворот в деле Каротерса, вытащили на экран губернатора, который, сурово глядя в камеру, сказал о своей «особой» заинтересованности в этом деле. Находившийся в Вашингтоне окружной прокурор также был выслежен и призван к ответу, в результате чего произнес перед микрофонами несколько громких фраз насчет своей веры в сотрудников подведомственной ему прокуратуры. Вся эта шумиха была, конечно, пустой и бессмысленной, добавила еще один кружок в расходившиеся по воде круги освещения средствами массовой информации этого случая, а каждая крупица в мельницу ежедневных новостей заставляла Хоскинса вновь рвать и метать. Питер смотрел новости, лежа в постели. Как глупы и бессмысленны все эти версии и догадки! Процесс еще только начинается, а бесчисленные подлипалы уже повисли на нем мертвым грузом и хмурятся и качают головами. Возможно, скоро, как надеялся Питер, далее утром, забрезжит некий проблеск: он получит доказательство, что Джонетту Генри убил Каротерс. Сгодится даже малюсенький, с монетку след.
98 
