4 
— Конечно, почему бы нет? — Она протянула руку. — Привет. Я — доктор Шейла Поллак.
Он пожал ей руку и удержал ее на мгновение дольше, чем было необходимо. Им обоим понравился контакт.
— Доктор, а у меня болит, — он театрально прижал другую руку к сердцу, — вот здесь.
Она очень мягко высвободилась.
— Забавно. — Ее глаза весело сияли. — Я бы диагностировала боль несколько ниже.
— Вы мне нравитесь, доктор Шейла Поллак.
Он не врал. Она ему действительно нравилась. С ним всегда это случалось так быстро. Он не принадлежал к тому типу людей, которые долго все обдумывают, взвешивают и рассматривают под микроскопом. Или случившееся правильно, или нет. А Шейла Поллак — то, что надо. Правильно для него, правильно для данного момента его жизни.
Ее теплая улыбка подтвердила, что это ощущение у них общее.
— Я уже поняла.
Притворяясь, что они еще знакомятся, он продолжил:
— А вы не хотите узнать мое имя?
По выражению ее глаз он понял, что она уже нашла для него имя. Интересно, лестное ли.
— Я бы хотела увидеть вашу корреспондентскую карточку. По крайней мере смогу убедиться, что хотя бы часть вашей истории — правда.
Полна жизни, но осмотрительна. Интересное сочетание. Он решил, что ему такое сочетание нравится.
Когда он вручил Шейле свой бумажник, открытый на корреспондентском удостоверении, она действительно выглядела удивленной.
— Не очень хорошая фотография, но это я, — сказал он.
Она взяла бумажник, прочитала его имя, затем взглянула на него. Он мог поклясться, что в ее глазах мелькнуло восхищение.
— И правда вы. Ну, мистер Гарретт, — она закрыла бумажник и вернула ему, — если только вы не знакомы с очень хорошим изготовителем фальшивых документов, то действительно работаете в «Таймс», как и сказали.
— Я никогда не лгу. — У него хватило совести залихватски причмокнуть языком. Затем, взяв под руку, он повел ее к веранде. В глубине зала как раз начиналась песня Джонни Мэтиca. — Теперь поговорим о вышеупомянутой боли...
Она засмеялась, опираясь на него.
— Для облегчения боли я рекомендую танец.
Он не смог бы придумать лучшего предлога, чтобы обнять ее.
— Танец?
Шейла кивнула. Она ощущала неотвратимость грядущего, и кровь вскипела у нее в жилах.
— Угу. И желательно в лунном свете.
Он поднял глаза. Над ними возвышался черный, как бархат, небесный купол с россыпью серебряных звезд.
— Я согласен. То, что доктор прописал.
Их пальцы переплелись, и он притянул ее ближе к себе. Они начали легко покачиваться под доносившуюся до них музыку.
— Да, — прошептала Шейла, ее голос звучал нежно. — Да.
Она положила голову ему на плечо, и он вдыхал пьянящий аромат ее волос и удивлялся, как ему удалось попасть на небеса, не заметив собственной смерти.
Этот вечер начался с улыбки и закончился гораздо большим в уединении среди скал, на частном пляже недалеко от больницы, ради которой устраивался благотворительный прием. Шейла была знакома с владельцами, очень удачно оказавшимися в отъезде.
Слейд никогда не подозревал, что можно испытать такие чувства к женщине, получить столько наслаждения за такой маленький отрезок времени.
Окутанная лунным светом, Шейла была в его объятиях всем, что он когда-либо желал в женщине. Он получил от нее все, на что мог надеяться. Больше.
И меньше.
Меньше, потому что она ничего не просила взамен, отдавая ему все: свое тело, свою душу. Он не мог вспомнить ничего подобного, будучи одновременно и властителем и рабом, любящим и любимым. Как будто их околдовали. Колдовство. Он был убежден, что невозможно подобрать другое слово.
Колдовство.
То, что произошло с ними, между ними, питало его сны все последующие месяцы. Не один раз воспоминание о том, как он прижимал ее к сердцу, было единственным утешением в обезумевшем мире.
Они разговаривали и ласкали друг друга всю ночь и расстались на автостоянке отеля на заре следующего дня, понимая, что в эту ночь были друг для друга всем. Зная также, хотя и не облекли это в слова, что для каждого из них этот маленький островок времени был особенным по-своему.
Итак, он здесь и собирается «навестить» ее после всех этих месяцев. Что, если она окажется не такой изумительной, как он ее помнит?
4 
