67 
— Фрай?
— Отец Джона.
Хелена Шварц простонала, коротко и негромко, но тревожный звук эхом отдался в замкнутом пространстве кабинета.
— Я не понимаю.
— Рубен Фрай — отец Джона. Ваш свекор.
— Он же умер.
— Вряд ли.
— Джон говорил, что его родители умерли.
— Его мать и впрямь умерла довольно рано, если я правильно понял. Но отец жив-здоров, как вы и я.
Хермансон обняла Хелену Шварц за худенькие плечи. Свен тем временем отлучился из кабинета, принес стакан воды и протянул Хелене. Она выпила весь стакан в пять больших глотков, а потом наклонилась вперед.
— Рубен Фрай?
— Рубен Мейер Фрай.
Она сглотнула, запнулась, снова сглотнула, словно решила больше не плакать.
— Значит, у меня есть свекор.
Ее лицо, в первый раз с тех пор, как она переступила порог кабинета, чуть порозовело, перестало быть таким бледным, почти белым.
— Я должна с ним встретиться.
Щеки покраснели, взгляд отсутствующий, она снова заговорила:
— И мой сын. Оскар. Он должен его увидеть. Ведь он, я хочу сказать, он же его… дедушка.
Эдвард Финниган остался сидеть один на кухне, после того как Вернон Эриксен откланялся, сказав, что должен идти домой, выспаться после долгого ночного дежурства в тюрьме. Еще пара бокалов коньяка, Финниган потянулся: трудно усидеть на месте, когда в груди все клокочет. Он не знал, куда направить всю эту энергию. Ему хотелось бежать, прыгать, даже заняться любовью, они с Алисой уже много лет не обнимали друг друга, он все эти годы не мог решиться на близость с ней, не хотел этого, а тут вдруг почувствовал вожделение, он снова был крепок и жаждал ее груди, ягодиц, лона, хотел войти в нее, ощущать себя в ней; это утро было совсем не таким, как все прошлые.
Он разделся прямо у кухонного стола и голый прошел через холл, поднялся по лестнице в комнату для гостей, дверь в которую она закрыла полчаса назад.
Он забыл об этом.
Ее мягкое тело. Ладонь, которой он гладил ее кожу, словно вспомнила это. Финниган открыл дверь.
— Алиса?
— Эдвард, оставь меня одну.
— Алиса… ты нужна мне.
Тишина, которая сначала была просто ожиданием и тяжелым дыханием, постепенно наполнилась мучительной обидой: отвергнут! Он снова стал неуверенным мальчишкой, который хочет, чтобы его заметили.
— Алиса? Что с тобой такое?
Она лежала, натянув одеяло почти до ушей и отвернувшись, луч света, проникавший из окна, освещал часть ее лица. Финниган вошел в комнату, невысокий, полноватый, бледнокожий.
— Неужели ты не понимаешь, Алиса? Это такое облегчение: оказывается, он жив, его еще можно казнить, мы сможем увидеть, как он умирает, расплачиваясь за Элизабет! Все кончится! Мы сможем поставить точку. Неужели ты не понимаешь? В этот дом вернется покой. Он снова станет нашим домом, в нем не будет этого негодяя, он умрет, и мы увидим, как это случится!
Финниган присел на край кровати и опустил руку на ноги жены.
Она поджала их, словно ей стало больно.
— Я не понимаю, Алиса, да что на тебя нашло!
Он встал на колени на полу, заставил ее посмотреть на себя.
— Алиса, скоро все кончится.
Она покачала головой:
— Никогда.
— Никогда? Что ты имеешь в виду?
— Это не будет играть никакой роли. Ты переполнен ненавистью. Ты не слушаешь. Эдвард, когда этот мальчик умрет, когда ты добьешься своего возмездия, все останется как было.
Финниган замерз. Эрекция прошла. В комнате было холодно, они не очень-то топили здесь наверху, а зима есть зима.
— Это обязательно кончится. Именно этого, черт побери, мы ждали!
Алиса посмотрела на него и демонстративно натянула одеяло на голову. Теперь он не мог видеть ее лица.
— Ты будешь продолжать ненавидеть. Неужели ты этого не понял? Эдвард, ты будешь продолжать ненавидеть, только тебе уже некого будет убить. Твоя ненависть, твоя проклятая ненависть отняла у нас все, все! Она уселась у нас на кухне, хохочет нам в лицо и всем заправляет. Так будет всегда, Эдвард. И его смерть ничего не изменит, а умереть он может только один раз.
Эдвард Финниган, по-прежнему голый, снова сел за стол в кухне. Энергия, плясавшая в нем, не сдавалась и требовала выхода. Он взял телефон, висевший на стене у кухонной вытяжки, и позвонил на работу — своему ближайшему и самому высокопоставленному начальнику, губернатору штата Огайо. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы объяснить, что произошло, удивление губернатора быстро преобразовалось в деятельную энергию, он сразу понял, чем чревата ситуация, когда приговоренный к смерти разгуливает по Европе, наплевав на него лично и на все американское правосудие в целом. Губернатор попросил Финнигана повесить трубку: он позвонит в Вашингтон в министерство иностранных дел, он знает, с кем там поговорить, и не успокоится, пока они там не потребуют официальной выдачи. Этот негодяй должен быть здесь! Его необходимо вернуть на родину, в Огайо, в тюрьму в Маркусвилле, где его ждет казнь.
67 
