– Это что – очередная теория заговора, Паола? По-твоему, так все счастливо женатые венецианцы спят и видят, как бы им улизнуть в кусты с трансвеститом.
– Я тебя умоляю, Гвидо, спустись с небес на землю. Что вы обсуждаете в своей мужской компании? Футбол? Политику? Неужели вы никогда не сплетничаете?
– Но только не о мальчиках с виа Капуччина. – Брунетти свирепо шмякнул себя по лодыжке, давя москита, и яростно заскреб место укуса.
– Это потому, что среди твоих знакомых нет геев.
– Нет, у нас полно знакомых геев. – Брунетти пришлось покривить душой ради принципа, в пику жене.
– Да, у нас – есть, но ты с ними не общаешься, Гвидо.
– А для чего мне с ними общаться? Чтобы обмениваться кулинарными рецептами или секретами красоты?
Паола хотела что-то возразить, но не договорила, а пристально уставилась на него:
– И что это было – глупость или оскорбление?
Он задумчиво почесал ногу. Она молча смотрела и ждала.
– Вроде как оскорбительная глупость. Прости.
Она улыбнулась.
– Ну ладно, разрешаю тебе просветить мою персону по этому вопросу.
– Я тебе хотела рассказать, что у меня есть несколько человек знакомых, которые говорят, что многие мужчины – женатые, отцы семейств, врачи, юристы, священники – с удовольствием занимаются с ними сексом. Скорее всего, они привирают, дабы потешить свое тщеславие, но доля правды в их рассказах есть. Тебе, как полицейскому, наверное, приходилось слышать нечто подобное. Хотя мужчины отмахиваются, не верят. Или делают вид, что не верят.
Его, по-видимому, она не относила к числу недоверчивых. Впрочем, точно нельзя было сказать.
– А откуда же у тебя такие сведения? – полюбопытствовал он.
– От Этторе и Базилио, – ответила она, называя имена своих коллег по университету. – Да и некоторые из друзей Раффи тоже рассказывали.
– Что?
– Двое одноклассников Раффи. Что ты так удивился, Гвидо? Им уже исполнилось семнадцать.
– Им исполнилось семнадцать, и что теперь?
– Да ничего. Они обычные гомосексуалы, Гвидо.
– И они его близкие друзья? – вырвалось у него против воли.
Паола вдруг поднялась:
– Пойду поставлю воду для пасты. Давай сначала поужинаем, а после продолжим разговор. У тебя будет время подумать о своих словах и о своих домыслах.
Она взяла оба пустых бокала и ушла, оставив Брунетти наедине с его домыслами.
Ужин прошел мирно, несмотря на его страхи, вызванные столь внезапным отбытием Паолы на кухню. Она приготовила новый соус из тунца, свежих помидоров и паприки и его любимые толстые спагетти «Мартелли». Потом был салат, pecorino [12], привезенный с Сардинии родителями Сары, подружки Раффи, и на десерт – свежие персики. Словно угадав его желания, дети вызвались помыть посуду – подлизывались, конечно, думая опустошить его бумажник накануне отъезда в горы.
После ужина он вышел на балкон с бокалом охлажденной водки и уселся на прежнее место. В темноте у него над головой носились целые стаи летучих мышей. Брунетти любил мышей: они жрут москитов. Пару минут спустя к нему присоединилась Паола. Он протянул ей бокал. Она, пригубив, спросила:
– Это из той бутылки, что лежала в морозилке?
Он кивнул.
– Где ты ее достал?
– Это взятка.
– От кого?
– От Доницелли. Он попросил меня так составить расписание отпусков, чтобы он смог съездить в Россию – то есть в бывшую Россию. Оттуда он привез мне бутылку.
– Россия есть Россия.
– Гм?
– Бывший – это Советский Союз, а Россия осталась, как была – старая добрая Россия.
– Ах вот оно что. Спасибо.
Она кивнула: пожалуйста, мол.
– Что они еще едят?
– Кто? – Паола едва не удивилась.
– Мыши.
– Не знаю. Спроси у Кьяры, она должна знать.
– Я вот все думаю о том, о чем мы говорили перед ужином, – произнес он, потягивая водку.
Он ожидал взрыва, но она просто сказала:
– Да?
– Мне кажется, что ты права.
– В чем?
– Может быть, это действительно был клиент, а не мальчик. Я видел его тело. За такое денег не платят.
– А почему?
– Знаешь, странная вещь: когда я его увидел, я был поражен тем, насколько он похож на меня. Рост, фигура, возраст. Мне было ужасно неприятно видеть его там, в морге.
– Да, понимаю, – только и сказала она, хоть он ожидал большего.
– А что, эти ребята и вправду хорошие друзья Раффи?
– Один из них. Помогает ему готовить итальянский.
– Хорошо.