очень нудно 
44 
Лилит подошла ближе и прошептала на родном языке:
— Ты можешь спасти его?
— Я могу разорвать связь между ними, но это и все.
— Так сделай это.
— Все имеет свою цену, — старушка указала глазами на Бека.
— Не он. Я привезла другого.
* * *
Антонио Аморелли остался один в кабине самолета, он не сводил глаз с наладонника GPS, который отслеживал маячок в кармане брюк Иммануэля Гэбриэла, Машинка отлично справлялась с задачей, маленький красный кружок медленно двигался в сторону Храма Надписей.
Правой рукой он достал мобильный и набрал номер.
— Говори.
— Дев, это Антонио. Это я увез твою мать и Иммануэля Гэбриэла из особняка. Думал, что тебе не мешает об этом узнать. И о том, что твоя мать убьет меня, если узнает, что я тебе звонил.
— Может, мне самому ей об этом сказать?
Пульс Антонио зачастил, на лице выступил пот.
— Я позвонил тебе, потому что умею быть верным.
— Я не дурак, мистер Аморелли. Вы в Паленке.
Пилот выругался про себя.
— Я знал, что ты знаешь, то есть… я позвонил, чтобы сказать, что навесил маячок на твоего дядю. Так, на всякий случай.
— Тогда для тебя еще не все потеряно. Тебе осталось повредить топливную систему самолета, причем так, чтобы это не выглядело диверсией. Я скоро буду там. Да, и жди хорошую сумму на банковский счет.
— Это… очень щедро…
Девлин уже отключился.
* * *
Они поднимались по ступеням пирамиды, разделенным на девять пролетов в честь Девяти Повелителей Ночи. Лилит поддерживала старую женщину. Мэнни следовал за ними в наркотическом ступоре, а пожилой телохранитель замыкал шествие; его рубашка пропиталась потом. Дойдя до храмовой площадки, ведунья ацтеков подошла к главному входу, средней из трех дверей, ведущих в храм.
— Африканец останется здесь. — Не дожидаясь ответа, она толкнула дверь, вошла в длинную сводчатую комнату, украшенную иероглифами, покрывающими три стены из четырех. За центральной колонной в полу открывалось отверстие, в свое время закрытое четвертой плитой, испещренной надписями. Со временем ее убрали, открыв тайный проход. Лилит, подсвечивая себе тонким лучом фонарика, помогла старушке спуститься по узким известняковым ступеням, скользким от влаги. Мэнни держался рядом.
В самом низу лестницы открылся тоннель, стены которого сходились под углом, формируя треугольник. Коридор расширялся, поворачивал на восток, и в свете фонарика возникла еще одна лестница, двадцать две ступени которой вели к маленькой комнате.
Еще один поворот, и они остановились перед могилой Пакаля.
Саркофаг, в котором когда-то лежали останки правителя Паленке, был огромным — шесть метров в длину и два в ширину. На пятитонной крышке были выбиты иероглифы с изображением Солнца, Луны, Венеры и различных созвездий. В центре барельефа было вырезано изображение Пакаля, оседлавшего «ручку» космического корабля, похожего на кинжал. Крест у лезвия изображал древо жизни. Украшенный маской бога-солнца, корабль символизировал переход от жизни к смерти. Пакаль летел к распахнутой пасти змеи, которая опускалась к Нижнему миру Шибальбы.
Старая женщина скомандовала двоим Хун-Ахпу:
— Снимите крышку.
Мэнни и Лилит напрягли ноги и принялись толкать крышку руками. Им удалось сдвинуть тяжелую плиту ровно настолько, чтобы человек смог забраться в образовавшейся проем.
Чичахуа повернулась к Мэнни.
— Входи.
Мэнни одним быстрым плавным движением очутился внутри.
Лилит схватила Чичахуа за руку.
— Объясни мне, что ты делаешь!
— Он небезразличен тебе, Лилит?
— Он — моя вторая половинка. Сердце говорит, что мы должны быть вместе.
— Возможно. Но не в этой жизни.
— Прости, но я тебе не верю.
— Слушай внимательно, девочка. Эта жизнь закончена для тебя и Гэбриэла, для любой живой души, сейчас привязанной к физическому миру. Я ведунья, но теперь нет будущего, которое я могу увидеть, только пустота. Если что и можно изменить, то только прошлое. Если вам суждено быть вместе, то вы вновь найдете друг друга в иной жизни, но Лилит Мабус и Иммануэль Гэбриэл — это две песчинки в песочных часах мира, и время подходит к концу. Когда окончится это существование, ваши души окажутся в Гехинноме.
— Ты ошибаешься, бабушка. Моя душа очищена, Джейкоб очистил ее в Шибальбе.
— Твоя душа не была очищена. Джейкоб в Шибальбе всего лишь убрал завесу Тьмы, что отделяла тебя от Господнего света. Да, ты изменилась, ты обрела способность любить, но в этой жизни ты сотворила слишком много зла. Каждая душа должна заслужить свое предназначение, прежде чем сможет вернуться в высшие измерения, и ни ангел, ни погибший брат Хун-Ахпу не пройдут за тебя этот путь.
44 
