55 
Он вежливо проводил их до дверей конторы и смотрел им вслед, пока они не скрылись из вида.
Весь день он был молчалив, угрюм и ни разу не обменялся шуткой с Джо Скоттом; тот, со своей стороны, обращался к хозяину только за самым необходимым, однако то и дело забегал в контору помешать в камине и при этом краешком глаза поглядывал на хозяина. Уже запирая двери по окончании работы (в торговле был застой, и фабрика оканчивала теперь работу ранее обычного), он заметил, что сегодня прекрасная погода и он позволит себе посоветовать мистеру Муру прогуляться; это его развлечет.
Мур только коротко рассмеялся и спросил Джо, что, собственно, означает эта удивительная заботливость, — уж не принимает ли он его за женщину или ребенка? Затем выхватил у него из рук связку ключей и подтолкнул к двери. Однако не успел Джо дойти до фабричных ворот, как Мур его окликнул:
— Джо, ты, кажется, знаешь этих Фарренов? Что, худо им приходится?
— А то как же — Вильям не работает уже больше трех месяцев. Вы сами видели, как он сдал. Они распродали чуть ли не все, что было в доме.
— Он ведь, кажется, был неплохим рабочим?
— Лучшего у нас не было, сэр, с тех пор как вы ведете дело!
— А семья у него хорошая?
— Еще бы! Жена такая милая, работящая женщина и до чего же опрятная! Держит дом в такой чистоте, что, как ни старайся — не найдешь и пылинки. Но теперь-то им туго приходится. Хорошо бы Вильяму устроиться куда-нибудь садовником, что ли, он эту работу знает, жил когда-то у одного шотландца, тот и обучил его разным премудростям.
— Ладно, Джо, можешь идти; чего ты на меня уставился?
— У вас нет больше распоряжений, хозяин?
— Только одно — чтобы ты поскорее убрался отсюда.
Джо повиновался.
* * *
Весной вечера нередко бывают холодными и сырыми, и хотя весь день с самого утра держалась ясная и солнечная погода, однако на закате похолодало и землю прихватило изморозью; в сумерки серебристый иней покрыл первую траву и набухшие почки, побелил площадку перед Брайермейнсом — жилищем мистера Йорка — и прихватил нежные ростки в саду и на бархатистой лужайке. Что до могучего дерева, осенявшего своими раскидистыми ветвями дом, то оно, казалось, ничуть не страшилось заморозков, — да и что могло сделаться его голым сучьям! Так же гордо держалась еще не одевшаяся листвой ореховая рощица, высоко поднявшая свои вершины за домом.
Окна дома ярко светили во мгле безлунного, хотя и звездного вечера. Место здесь не было ни мрачным, ни уединенным, ни даже тихим. Дом стоял у проезжей дороги, но выстроен он был в старину, когда этой дороги еще не было, и в те времена к нему вела лишь извилистая тропинка среди полей. Не далее мили отсюда лежал Брейерфилд, — его шум ясно слышался здесь, и виднелись его огни. Поблизости возвышалась методистская молельня — большой, суровый, сумрачный дом; несмотря на поздний час, в его стенах шло молитвенное собрание, из окон падали на дорогу полосы света, и диковинные псалмы, от которых самый мрачный из квакеров способен был бы пуститься в пляс, будили веселое эхо в окрестностях. Из дома доносились отдельные фразы; вот несколько отрывков из различных псалмов, ибо поющие с необычайной легкостью переходили от гимна к гимну, от напева к напеву.
- Кто объяснит
- Смысл жизни сей?
- Голод томит,
- Войны все злей,
- Смуты терзают,
- Горе гнетет.
- Но все возвещает
- Иисуса приход!
- Наша судьба
- Бой без пощады.
- Кровь и борьба
- Смелых отрада.
- Время ль укорам?
- Все мы умрем,
- Сраженные мором,
- Огнем и мечом!
Тут пение внезапно сменилось молитвой, выкрикиваемой в полный голос, и ужасающими стонами; одинокий вопль: «Я обрел свободу! Дод О'Биллс обрел свободу!» — разнесся далеко вокруг, и в ответ снова грянул хор.
- Милость так высока!
- Благость так велика!
- Сколь я счастлив, не в силах сказать!
- Как овечки в стада,
- Собрались мы сюда,
- Жизнь и гибель готовы принять.
- Славословить Христа
- Не устанут уста!
- За великое счастье почту
- Божий стяг поднимать
- И везде прославлять
- Неземную его доброту.
- Нас Господь возлюбил,
- Труд наш благословил;
- Словно пастырь сзывает нас он!
- Отовсюду сошлись.
- Струи в реки слились,
- И, смотри, стало нас легион!
- Что собрало всех нас?
- Может, ангельский глас?
- Нет! Сошлись мы сюда для того,
- Чтобы дух наш воскрес,
- Чтобы с хором небес
- Славить Бога и агнца его!
Снова раздались восклицания, вопли, неистовые выкрики, мучительные стоны, затем с предельным воодушевлением и страстью были пропеты следующие строфы:
55 
