Последние отзывы

  91  

Кто–то думает о том, чтобы поделиться своими сомнениями, тревогами, заботами; чтобы рассказать о своих устремлениях; признаться в ошибках и недостатках; чтобы просто показать себя человеком, имеющим свои причуды, слабости и потребности… Мы могли бы назвать другом или близким человеком того, кому мы позволяем поплакаться нам в жилетку, чтобы затем в свою очередь поплакаться в жилетку ему, того, кто понимает, что такой обмен жалобами на трудности жизни является привилегией близких отношений, которых наше чувство собственного достоинства и наше отвращение не допустили бы при отсутствии такой привилегии… Любовь дает другому человеку привилегию смотреть на нас таким образом, который заставил бы нас испытать стыд и вызвал бы отвращение^[159] у других людей, если бы не было этого вмешательства любви».^[160]

Это замечательно тонкое наблюдение Миллера указывает на наличие у отвращения социальной функции, которая в других условиях была бы незаметна. Временное подавление отвращения создает отношения близости и служит символом личной преданности. Такое принятие того, что другой человек мог бы счесть постыдным, вовлеченность в физическую деятельность, которая с другим человеком показалась бы отвратительной — я имею в виду не только секс, а, например, необходимость убирать рвотную массу необязательно за близким, но и за совершенно незнакомым вам человеком, — может быть не только знаком любви, но и средством ее усиления.

Другая очень важная функция отвращения состоит в том, чтобы заставлять нас дистанцироваться от отвратительного и отталкивающего. Очевидно, что никому не идет на пользу потребление испортившихся продуктов, а социальное отвращение сходным образом изолирует нас от того, что мы считаем предосудительным.

Оно, как предполагает Миллер, является моральной оценкой, в которой мы можем не идти на компромисс с вызывающими наше отвращение людьми или их действиями. Правовед Марта Нуссбаум пишет, что «большинство обществ учит избегать некоторых групп людей на том основании, что они вызывают физическое отвращение».^[161] К сожалению, эта эмоция может быть опасной, так как она лишает человеческих качеств людей, которых мы считаем вызывающими отвращение, и таким образом позволяет не относиться к ним как к обычным человеческим существам.

Некоторые действия признаются недопустимыми на том основании, что они оскорбляют общественную мораль (вызывают отвращение), например детская порнография или сквернословие. Нуссбаум уверена, что законы не должны основываться на том, что кто–то находит совершенное действие отвратительным, и предлагает, чтобы мы использовали не отвращение, а оскорбление в качестве основы для правовых оценок. «[Оскорбление]… является моральным чувством, гораздо более подходящим для правовой оценки и гораздо более надежным, чем отвращение. Оно содержит аргументацию, которая может распространяться публично, и не предполагает спорных попыток обращения с таким преступником, как ничтожество или бездельник, вне морали нашего общества. Вместо этого оно прочно включает его в моральное сообщество и оценивает его действия на основе общественной морали».^[162] Отмечая, что эмоциональное состояние человека в момент совершения преступления может рассматриваться как смягчающий вину фактор, Нуссбаум также утверждает, что отвращение не является той эмоцией, которая должна приниматься во внимание. «Одно убийство не является более тяжким преступлением, чем другое, только потому, что оно вызывает большее отвращение…^[163] Разумной реакцией на отвращение, — заявляет она, — является выход из ситуации, исключающий убийство человека, вызывающего у вас отвращение — например, пристающего к вам гомосексуалиста. [Только лишь]… чувство, вызванное в вас кем–то другим, никогда не является достаточным основанием для осуществления насильственных действий в отношении этого человека».^[164]

Те, кто оправдывают худшие формы понижения статуса других людей, часто рассматривают своих жертв как животных (причем не самых привлекательных); иногда о жертвах говорят как о неодушевленных, оскорбляющих наши чувства предметах, называя их отбросами или накипью. Я боюсь, что возмущение или оскорбление могут также оправдывать кровопролитие или даже пытки, но они не должны возводить барьер между нами и теми, кто вызывает у нас отвращение. (Нуссбаум, разумеется, концентрирует внимание на использовании эмоций для оправдания законов, а не для оправдания действий, противоправных или нет.) Одним из препятствий, способных сдержать замышляемое насилие, являются внешний вид и крики страдающих жертв, а также их кровь. Но этот фактор срабатывает не всегда, возможно, потому, что вид чужих страданий вызывает отвращение. Даже если мы не начинаем думать о ком–то как об источнике нашего отвращения, вид крови и изуродованного в результате пытки или травмы тела скорее может вызвать еще более сильное отвращение, а не сочувствие.

  91