100 
— А сколько человек здесь живет?
— В данный момент, если мне не изменяет память, шестьсот двадцать три человека.
Китти обернулась и посмотрела на сержанта.
— Здесь? Все едят и спят здесь каждую ночь?
Бараки, прочные и внушительные, все же казались недостаточно большими, чтобы вместить такое количество народа.
Сержант Ройс кивнул.
— Но как поставить так много кроватей! — воскликнула Китти.
— Они спят не на кроватях, а в гамаках, — пояснил сержант. — Ну, как моряки на кораблях. — Он покраснел, поняв, что непристойно предположил, будто Китти знакома с бытом моряков.
Китти отвернулась, чтобы не смущать парня еще больше, но замешательству не суждено было продлиться — из коридора донесся звук приближающихся шагов.
В комнату вошел мужчина в робе каторжника, и Китти оставалось лишь молиться, чтобы он действительно оказался Эйвери Баннерманом.
— Дядя! Как чудесно наконец увидеть тебя! — закричала Китти и бросилась навстречу мужчине, раскрыв руки для объятий.
— Взаимно, племянница, — ответил «дядя» Эйвери не моргнув глазом. Китти чмокнула мужчину в щеку и отошла назад, словно хотела получше рассмотреть его, а потом слегка пошатнулась и оперлась рукой о стол.
— О Господи! — выдохнула она, когда перепуганный сержант рванулся к ней. — Мне что-то стало плохо. Это от волнения. Не могли бы вы принести мне воды?
Эйвери Баннерман сел за стол. Сержант заколебался, но потом кивнул головой.
— О, благодарю вас, сержант, — сказала Китти, прекрасно понимая, что ему сначала придется спуститься на первый этаж, потом, возможно, отправиться в столовую за стаканом, а потом к колонке за водой и вновь наверх.
Они подождали, пока сержант уйдет, а потом Баннерман спросил спокойно:
— Ну и кто вы такая?
Китти взглянула на мужчину и ощутила, как ее вновь охватывает нервная дрожь. Справиться с сержантом Ройсом оказалось довольно просто, договориться же с этим типом будет посложнее.
Судя по внешности, Эйвери Баннерману давно перевалило за сорок. Каштановые с проседью волосы были собраны на затылке в хвост, а подбородок чисто выбрит. У него было продолговатое лицо с глубоко посаженными глазами, полными губами и глубокими морщинами, сбегающими от носа к уголкам рта. Внешне он походил на английскую гончую, но ум, горящий в его поразительно бледных голубых глазах, лишал собеседника присутствия духа. Китти показалось, что он уже увидел ее насквозь, а теперь просто ждал, когда она выскажет ему свою просьбу.
Китти откашлялась.
— Ну, давайте, детка, выкладывайте, — сказал он, вытаскивая из кармана рубахи глиняную трубку и набивая ее табаком.
Китти зачарованно и потрясенно смотрела на трубку. Трубка была сделана в форме женских бедер. Чаша представляла собой ягодицы, а ноги, сужаясь, постепенно переходили в мундштук, изготовленный в виде крошечных туфелек на высоких каблуках. Трубка напомнила Китти о любви мистера Баннермана к женским прелестям, и она смущенно приоткрыла шаль. Мужчина тотчас же беззастенчиво уставился на грудь Китти. Скрипя зубами от смущения и неловкости, Китти распахнула шаль еще больше.
Набив трубку по своему вкусу, Баннерман вытащил коробок спичек, поджег табак, и по комнате поплыл удушливый запах белого фосфора. Интересно, откуда у него здесь столь драгоценная и дорогостоящая вещь, как спички? Однако, приглядевшись к превосходному крою его тюремной рубахи и обратив внимание на золотое кольцо, украшавшее мизинец на его левой руке, и бархатную ленту в волосах, Китти поняла, что Баннерман принадлежит к категории людей, которые могут получить все, что они хотят. Кроме разве что свободы. Речь Эйвери Баннермана тоже была достаточно правильной, чего Китти совсем не ожидала. Конечно, на представителя высшего сословия он не тянул, но и на торговца фруктами, разговаривающего на кокни[22], тоже не был похож. Должно быть, судья счел его слишком неблагонадежным и потому отправил на каторгу в Австралию. Ведь представители среднего класса обычно отбывали наказание в Англии.
— Кто-то послал вас, я прав? — спросил Баннерман, глубоко затягиваясь и выпуская дым сквозь плотно сомкнутые губы.
Китти сидела, словно кролик перед удавом, не зная, что сказать.
Баннерман кивком указал на ее грудь и улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы.
— Человек, который знает меня и мои пристрастия.
100 
