31 
Айша, держа Энис на руках, попыталась заставить Аннабель подняться, но та лишь недовольно надула губы. Однако от оплеухи Шарля тут же вскочила, красная от злости. Луи-Мари бросил на нее ледяной взгляд, и она тут же притихла. Бланш тоже поднялась и сложила руки для молитвы. Она дрожала так сильно, что исходившая от нее вибрация, казалось, передавалась всем. Андрие всхлипнул. Рука его вцепилась в спинку скамейки, костяшки пальцев побелели.
— «Даруй им, Господи, вечный покой, и пусть вечный свет воссияет для них».
Свет, которого они не увидят. Покой, которого будет слишком много... Телесная оболочка, наполненная асептической жидкостью, ты действительно вознеслась к ангелам?
Заиграла музыка. Орган, разумеется. Неизбежный «Реквием» Моцарта. Рыдания усилились. Ноэми Лабаррьер спрятала лицо в вышитый носовой платок. Винни-Пушка торопливо направилась к выходу, спотыкаясь на ходу. Шассиньоль бросил на нее презрительный взгляд, одновременно утирая набежавшую слезу. Джон Осмонд побагровел. Клотильда промокала платком глаза. Бабуля уткнулась лицом в плечо сына, сотрясаясь от рыданий. Потом она повернулась к Шарлю и сжала ему запястье. Попыталась обнять Луи-Мари, но тот уклонился. Погладила по щеке Аннабель, которая тут же разревелась во весь голос. Жан-Юг взял ее на руки. Отец Дюбуа тем временем благословлял гроб.
—... и да пребудет на вас милость Господня...
«Ite, missa est»[20]. Живым не оставалось ничего другого, кроме как продолжать жить.
Андрие взял Бланш под руку и увлек ее к выходу. Она пыталась слабо сопротивляться, но потом последовала за ним, повернув голову назад, туда, где оставалась лежать в вечных сумерках ее дочь.
Остальные тоже направились к выходу. Снаружи начинало темнеть. Пахло цветущим жасмином. Было ветрено. Солнце опускалось за горы. Высоко в небе пролетел самолет, оставляя тонкий белый след. Бланш, проходя мимо Шиба, слегка коснулась его бедром. Айша повела младших детей к дому, за ней медленно двинулись остальные. Винни, прислонившись к «BMW» Шассиньоля, тяжело переводила дыхание. Краска на ее лице растеклась. Ноэми, не говоря ни слова, обняла Бланш и прижала ее к себе. Поль Лабаррьер неловко стиснул плечо Андрие. Бабуля опиралась на Шарля, который казался шестнадцатилетним стариком. Луи-Мари ожесточенно пнул ногой камень, отшвырнув его. Шиб не знал, что ему делать. Любые слова утешения были неуместны. Неожиданно он подумал: а где, интересно, похоронен другой ребенок, малыш Леон? Бланш упоминала о каком-то семейном захоронении. Склеп под часовней? Но, черт возьми, Шиб, какое тебе дело? Уж не собираешься ли ты выкопать его и проверить, не надругались ли над ним, перед тем как утопить?
— Вы проделали великолепную работу, месье Морено.
Он обернулся. Перед ним стоял отец Дюбуа. На его тонких губах было некое подобие улыбки.
— Гм...
— Они очень хотели, чтобы она осталась такой же, как при жизни— милым, веселым ребенком, — мелодичным голосом продолжал Дюбуа.
Ну что ж, если ему кажется, что у этого вампиреныша в гробу веселый вид, тем лучше.
— Это тяжелое испытание... — произнес Шиб, слыша себя как бы со стороны.
— Жизнь— это дар Божий, которым человек, увы, не может полностью распоряжаться, — отозвался Дюбуа. — Простите, меня зовет Жан-Юг.
— Вы верите в оживших мертвецов?
На сей раз это оказался Луи-Мари, бледный и встревоженный. Странный вопрос для четырнадцати лет!
— Нет. Совершенно не верю. Мертвые никогда не оживают. Потому что они мертвые. Поверь, я знаю, о чем говорю, — со вздохом добавил Шиб.
— Это вы бальзамировали сестру? — спросил Луи-Мари.
— Да.
— Она похожа на куклу. На мясную куклу, — добавил мальчишка с гримасой отвращения.
Черт возьми, ну и выраженьице!
— А еще она выглядит злой.
— Тебе так кажется просто потому, что она больше не улыбается, не разговаривает, понимаешь? Но она уже никогда не проснется. В этом можешь быть уверен.
— Надеюсь, — ответил Луи-Мари, видимо все же не до конца успокоенный.
— Луи-Мари! — позвала Бабуля.
Он слегка пожал плечами и быстро отошел.
Глава 6
Поминальная трапеза была устроена в одной из гостиных— просторной комнате со стенами цвета охры и сверкающим паркетным полом. В центре стоял большой стол, заставленный всевозможной снедью. На стенах— несколько картин прерафаэлитов, в вазе китайского фарфора— букет белых камелий, вокруг стола— стулья из кованого железа. Можно подумать, что находишься в старинном итальянском дворце, подумал Шиб, осторожно проводя рукой по высокой амфоре, рядом с которой лежали пяльцы для вышивания.
31 
