Вот почему я тогда ушла.
– И ты не могла сказать мне обо всем этом?
– Нет. Если у тебя имелись свои сомнения, Энгус, то и у меня имелись свои.
– А не было среди них такого, что придется связать свою жизнь с пареньком из захолустья? В его глазах сверкнули искорки юмора.
– Ты до сих пор не веришь мне, да?
Искры в его глазах погасли.
– Я иногда наблюдаю, как ты ходишь и разговариваешь, держишь себя с людьми, как озаряешь комнату своим присутствием, изяществом и весельем, отмечаю в тебе привитую с детства благородную сдержанность и понимаю, что есть в твоей душе некий заповедный уголок, в который мне никогда не проникнуть. И вспоминаю, что свой первый в жизни костюм купил только в двадцать два года, в комиссионном магазине.
Доминика снова зажмурилась. Никогда в жизни не была она так растрогана.
– Единственное, что скрыто в моем заповедном уголке, Энгус, – это страх, что ты не любишь меня так, как я люблю тебя, – пролепетала она. Вот почему я так держалась за свою «Примулу».
Я не могла не думать над тем, почему ты не сделал мне предложения намного раньше. А потом, когда мы поженились, я все время чувствовала, что ничего не изменилось и что наш брак скорее отдалил нас друг от друга. – Ресницы ее задрожали. – Но я вдруг очнулась и поняла свою ошибку.
И тоже... кое-что поменяла. Энгус, я не говорила тебе, но несколько недель назад мне предложили купить мою долю в «Примуле», и вот – я продала ее.
Он резко поднялся и, обойдя стол кругом, приблизился к ней.
– Тебе не обязательно было это делать.
– Нет, обязательно, – твердо ответила она. Наташе новый компаньон понравился, и я по-прежнему буду рисовать для них модели, но я хочу, чтобы ты знал – неважно, нужна я тебе теперь или нет, – для меня больше не существует ни спасательных люков, ни попыток быть женой на полставки.
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Нужна ты мне или нет – это не предмет для обсуждения, Доминика, – пробормотал он дрогнувшим голосом. – Ты будешь нужна мне всегда. – Он поднял голову и заглянул ей в глаза. – Кажется, мы, не сговариваясь, пришли к одинаковому выводу? Но не могу выразить, как ужасно я чувствую себя оттого, что столько времени был таким дураком и вынудил тебя пойти на этот шаг.
Она потрогала шрам около его брови.
– Не надо, Энгус. Когда я подписала последний документ, я словно родилась заново. Я и не сознавала, в какую обузу это все превратилось, даже если не принимать в расчет, что это разъединило нас. У меня все меньше и меньше оставалось времени и вдохновения, чтобы заниматься тем, что мне действительно нравится.
– Все равно я был слепым дураком и думал только о себе!
Она нежно поцеловала его.
– Энгус, ты уже достиг в жизни многого. Но если тебе снова станет тяжело – ведь прошлое отпускает нас с неохотой, – просто вспомни, что у тебя есть я и я тебя люблю.
– Что это тебя так рассмешило? – спросил он несколько позже. Их соединение снова было иным, таким же бурным, как всегда, но на этот раз, после того как они раскрылись друг перед другом и от этого чувствовали себя более свободными, близость обрела небывалую одухотворенность.
Она погладила его обнаженное плечо и прижалась к нему под простыней.
– Я подумала о том, что моя хваленая сдержанность покинула меня дважды за один день.
Они лежали на одной подушке, повернувшись друг к другу лицом. Энгус провел ладонью по ее шее.
– Я люблю тебя, даже когда ты пинаешь газонокосилку ногами. Я люблю тебя в такие моменты еще сильнее, если это вообще возможно. Когда ты на взводе, когда мечешь в меня молнии. Ну, а насчет второго раза, когда ты потеряла свою хваленую сдержанность… – (Доминика затрепетала.) Не случилось ли это минут тридцать назад, в этой комнате, в моих объятиях?
– Да, Энгус. Но разве у меня есть хоть один шанс, когда ты всерьез задаешься целью разрушить ее?
– Доминика… – Он внезапно замолчал и прижал ее к себе. – Знаешь, что я сделал после того, как ты ушла?
– Нет…
– Я позвонил приятелю, у которого есть спортивный самолет, и попросил его слетать со мной в Тибубуру. Утром мы были там, и я пошел на могилу отца. Я обошел там все, хотелось еще раз увидеть места моего детства. Затем мы полетели в Ньюкасл, где похоронена мать… И я сказал им обоим, что они станут продолжать жить во мне… и в тебе, даже если мне придется перевернуть мир вверх дном, чтобы вернуть тебя. И что их печальная судьба и мое неприкаянное детство переродятся в нас, как заброшенная земля, которая наконец расцветает. Потому что твоя неповторимая личность и то, что ты сотворила со мной, делают тебя единственным человеком, без которого я не могу жить.