56 
– Эту сволочь надо было бы прикончить, – сказала Лукресия.
Малко открыл дверь. Завидев оружие, монашек отскочил в сторону.
Лукресия выбежала в коридор. Наставив на бритоголового кольт, Малко бросил:
– Если начнешь орать прежде, чем мы выйдем отсюда, пристрелю.
Монах тут же вспомнил о христианском милосердии и ценности молчания. Бросив взгляд в дверной проем, он увидал возившегося в луже крови падре Маски и от ужаса начал икать.
Малко и Лукресия выскочили на улицу и почувствовали себя вернувшимися с того света. Солнце сияло. Улица шумела. Они сели в машину и помчались по авеню Камачо. Надо было срочно спрятать документы в надежное место.
А потом обменять их на жизнь Клауса Хейнкеля, которому руки они уже укоротили.
* * *
Вооружившись лупой, Моше Порат внимательно рассматривал одну из фотографий, уже переснятых его коллегами.
– Человек в белой сутане – это Мартин Борман, – медленно произнес он. – Теперь его больше знают как отца Августина. Снимок сделан возле Бурранабакского монастыря, в Янгас. Стоящие за его спиной рабочие, которым он показывает трофей, – это те люди, что занимались модернизацией монастыря, заодно оборудовав его ультрасовременной коротковолновой связью. Вся необходимая техника была прислана из Германии его друзьями.
Малко был поражен.
– Значит, вам было известно, что Борман находился в Боливии?
Моше грустно улыбнулся.
– О нем мы узнали все, но, к несчастью, с некоторым опозданием. Его так хорошо опекали, что предпринять что-либо было невозможно... Теперь он снова в Парагвае, сидит в пустыне... Кроме нескольких немецких поселений, там ничего нет.
На фотоснимке была запечатлена церемония крещения. Все присутствовавшие были сплошь иностранцы. Указав на стоявшего во втором ряду человека в просторной белой сутане, Моше Порат сказал:
– Это тоже падре Августин... То есть Мартин Борман... Идет крещение одного из его немецких друзей, живущих в Бразилии. Снято там же, в Бурранабакском монастыре.
– Значит, все это вам не нужно, ничего нового вам не открывает?
– Почти, – признался израильтянин. – Уже давно наш 6-ой отдел отказался от поимки Бормана. Его прикрывают правительства Боливии и Парагвая. Разумеется, их секретные службы в курсе всех его передвижений, но нас они не информируют... Что касается этих документов, то не вызывает никакого сомнения, что их опубликование доставило бы немало неприятностей кое-кому из официальных кругов... Но и только... Что до остального, то это – список тех, через которых Борман поддерживает связь с внешним миром. И имена этих четырех нам известны. Информация об их деятельности тоже не нова. Конечно она могла бы пригодиться, если бы правительство решило избавиться от военных преступников... Но это – дело не завтрашнего дня... Их оберегают даже левые партии.
– Почему? – все больше удивляясь, спросил Малко.
Моше потер большой палец об указательный.
– Деньги... Если бы у нацистов не было денег – а их у этой публики немало – Боливия и Парагвай выдали бы их со всеми потрохами... тому, кто больше заплатил бы.
Сложив стопкой фотографии и документы, Моше Порат протянул их Малко.
– Можете их передать дону Федерико, – сказал он. – Но и ему это не пригодится тоже. Я думаю, что он воображал, что за Клаусом Хейнкелем водится кое-что похлеще... Но что бы там ни было, тот факт, что эти документы попали к вам, окончательно скомпрометирует Клауса в глазах его друзей-нацистов... Они потеряют к нему всякий интерес...
Малко сжал пальцы скрещенных на груди рук. Последнее замечание израильтянина принесло ему большое удовлетворение.
Понемногу крепостные стены вокруг Клауса Хейнкеля рушились. Остался майор Гомес...
Лукресия ждала на авеню Санчеса Лимы. Они проехали мимо президентской резиденции, охраняемой, словно Форт-Нокс. Перед ней была установлена какая-то огромная фотография, и столпившиеся вокруг люди скандировали модное «Победа или смерть».
– Это все служащие, – объяснила Лукресия. – За каждую неявку на демонстрацию у них высчитывается зарплата за три дня.
– Теперь надо разыскать Рауля, убийцу Искиердо, и заставить его заговорить, – сказал Малко. – Поехали к Хосефе.
Глава 16
Бегло просматривая заголовки в «Пресенсии», Джек Кэмбелл краем уха слушал гостя. Визиты Гордона, не Упускавшего случая появиться в ЮСИС в боевой форме, оставляли в нем ощущение дискомфорта. Поэтому «Доктору» пришлось повторить последнюю фразу:
56 
