— Что они думают о Кире Абали?
Американец сделал неопределенный жест.
— О, вы знаете, они считают всех восточных субъектов придурками и привыкли к тому, что там переходят из лагеря в лагерь. Они знают только, что он пережил режим Пехлеви...
Малко вдруг подумал о другом.
— Скажите, этот демарш, чтобы вернуть деньги революции, имеет какие-нибудь шансы на успех?
Шеф резидентуры широко улыбнулся и соединил большой и указательный пальцы в правильный кружок.
— Нет, тут ноль! Никогда швейцарцы не станут вмешиваться во внутрииранские споры. Деньги поступили должным образом на общий счет молодого аятоллы Хуссейна Хасани и его супруги. Значит, они теперь принадлежат ей... Только швейцарцы должны ежедневно молиться, чтобы она позволила себя убить. Тогда они станут наследниками двухсот сорока миллионов долларов...
Хорошенькие нравы. Малко представил себе многочисленные банки, выстроившиеся по Банхофштрассе в Цюрихе. Там не было места сантиментам... Он допил свой «Контрекс» и улыбнулся американцу.
— Спасибо. Вы хорошо поработали.
— Это вам что-нибудь дает?
— Еще не знаю, — осторожно сказал Малко. — Передайте мою благодарность ирландцу. Я должен выехать в Цюрих немедленно.
* * *
Ведя машину по оледеневшей дороге, Малко попытался подвести итоги. По сути дела, он лишь получил подтверждение рассказа Шарнилар и роли Кира Абали в этой истории.
Но все это так и не объясняло причины убийства Джона Бёрча.
Малко тщетно ломал голову, но не понимал, почему иранцам понадобилось убирать бизнесмена. Только для того, чтобы не допустить разоблачения Кира Абали в преследованиях Шарнилар? Но Абали официально занимался такого рода проблемами в Иране, и ему было наплевать на мнение западных стран по этому поводу.
Один лишь небольшой штрих, который трудно было объяснить: Шарнилар, кажется, сказала неправду относительно угрозы иранцев отобрать ее имущество... Но эту информацию нужно было принимать осторожно: молодая женщина могла быть всерьез напугана.
Все казалось странным.
Но ему не оставалось ничего иного, как вернуться в Лицен до лучших времен. И утешиться в объятиях Александры.
* * *
Аэропорт в Вене был покрыт сплошным белым ковром. Несмотря на плохую погоду, самолет вылетел из Цюриха точно по расписанию, что составляло приятный контраст с американскими опозданиями. Колеса ДС-9 приземлились так мягко, что, казалось, просто ушли в снег. Во время виража Малко попытался рассмотреть сверху на стоянке свой красный «роллс-ройс». Александра должна была встретить его, и он радовался предстоящему свиданию с ней.
Действительно, она была первой, кого он увидел на выходе. Ее полураспахнутое манто из белого песца открывало облегающее платье с глубоким квадратным вырезом и черным кожаным поясом, подчеркивающим тонкость ее талии. По некоторым бугоркам он угадал, что она носила под одеждой стягивающий талию пояс. Ее грудь выставлялась напоказ как бы в футляре из белого меха. Ее длинные белокурые волосы лежали на плечах, делая ее похожей на молоденькую девушку.
Их объятие смутило не одного таможенника. Да, она, конечно, носила стягивающий пояс, из-под которого выпирал ее пышный и упругий зад. Руки Малко сразу охватили его контуры под шубой.
— Едем скорее! — сказал он. — Мне не терпится остаться с тобой наедине.
Александра сдержанно улыбнулась.
— Звонил твой приятель Джон Лукаш. Он хочет, чтобы ты сразу же заехал к нему. У него есть кое-что для тебя.
Неприятный сюрприз! Александра прошла перед ним, и он мог восхититься стразовым тигром, который вытягивался на ее ноге, готовый к прыжку... Едва они оказались в «роллсе», как его правая рука поднялась вдоль чулка, обнаружив атласную кожу, а затем подвязки, прикрепленные к тугому поясу. Она забыла, вероятно по рассеянности, надеть трусики, и Малко незамедлительно этим воспользовался. Они поехали в направлении города. При каждой остановке на красный свет его исследование принимало все более конкретный характер, и Александра, откинув голову назад, колыхалась на кожаном сиденье с урчанием удовлетворенного хищника.
Они уже почти достигли центра Вены, когда она обернулась к нему с закатившимися глазами и заявила:
— Если ты меня тут же не возьмешь, то я опущу стекло и буду вопить.
Все пуговицы на ее платье были расстегнуты, кожаный ремень валялся на полу, и виднелся стягивающий пояс из серого сатина, который облегал ее, как панцирь некоего чувственного животного. Хорошо натянутые чулки заканчивались у самого верха ляжек, вызывая у него еще большее желание. Малко уже был не в силах сдерживаться, возбужденный умелыми руками и ртом своей невесты, которая во время замедления ходя машины без малейших колебаний шокировала всех пасса жиров проходившего трамвая...