3 
Поэтому, справедливости ради, следует проявлять к ней особое снисхождение». Так она и поступала, но при этом все сильнее и сильнее ощущала некую странность происходящего.
Следует признать, что незаслуженные блага, которыми осыпали маленькую мисс Фитцгиббон, определенно не принесли ей никакой пользы. Положение любимицы делало ее неподходящим партнером для игр, и соученицы не принимали ее в свою компанию, отвергая с такой решительностью, на какую у них только хватало смелости. Впрочем, вскоре проявлять активную неприязнь уже не понадобилось. Со временем стало понятно, что вполне достаточно просто избегать ее общества: фаворитка оказалась ребенком необщительным. Даже мисс Вилкокс никогда не удавалось установить с ней доверительный контакт. Когда она посылала за ней для того, чтобы та пришла в гостиную и показала свои великолепные наряды гостям, и особенно тогда, когда звала ее в свой кабинет, чтобы провести вечер в ее обществе, она частенько чувствовала какое-то странное смущение. Она пыталась быть любезной и приветливой с юной наследницей для того, чтобы каким-нибудь образом разговорить, даже развеселить ее. Себе самой воспитательница не смогла объяснить причину, по которой ее усилия в этом направлении наталкивались на упорное сопротивление, но именно так всякий раз и происходило. Однако мисс Вилкокс была женщиной настойчивой: какой бы ни была ее протеже, покровительница не должна сдаваться. Из принципиальных соображений ей следовало продолжать применять свою систему привилегий.
У ее фаворитки не было подруг; и один джентльмен, который примерно в это же время посетил Лодж и увидел мисс Фитцгиббон, высказал следующее замечание: «Этот ребенок выглядит совершенно несчастным». Он наблюдал за тем, как нарядно одетая мисс Фитцгиббон гуляла в одиночестве в то время, как ее школьные подруги вместе весело играли.
– Кто это несчастное маленькое существо? – спросил он.
Ему назвали ее имя.
Бедная маленькая душа! – повторил он, наблюдая за тем, как она расхаживала взад и вперед по аллее. Гордо выпрямив спину, девочка величественно вышагивала, засунув руки в муфту из горностая. Ее шелковое стеганое пальто ярко блестело в лучах зимнего солнца, а большая шляпа от Легхорна закрывала почти все лицо.
Бедная маленькая душа! – снова произнес этот джентльмен. Открыв окно гостиной, он наблюдал за владелицей муфты до тех пор, пока не поймал на себе ее взгляд. Он поманил ее пальцем, и она подошла. Ему пришлось наклониться к ней, а ей – поднять лицо вверх.
– Неужели тебе не хочется поиграть, малышка?
– Нет, сэр.
– Нет! Почему? Ты считаешь, что ты лучше, чем другие дети?
Ответа не последовало.
– Неужели ты не будешь играть с другими только потому, что все говорят тебе, что ты – богатая девочка?
Юная леди пустилась наутек. Он протянул руку, чтобы задержать ее, но она уже была далеко и вскоре вообще скрылась из виду.
– Она – единственный ребенок в семье, – сказала мисс Вилкокс, как бы извиняясь за такое неучтивое поведение, – и, как вы понимаете, скорее всего, отец избаловал ее; следует простить ей эту слегка вздорную манеру поведения.
– Гм! Боюсь, что такому поведению нет оправдания.
Глава 2
Мистер Эллин, джентльмен, о котором упоминалось в предыдущей главе, был человеком, который любил бывать там, где ему нравилось бывать, и поэтому, будучи досужим
сплетником, бывал практически везде. Его нельзя было назвать богатым – жил он достаточно скромно. И все же он, вероятно, располагал кое-какими средствами, так как, не имея определенного рода занятий, содержал собственный дом и слугу. Он часто рассказывал о том, что когда-то был рабочим; если это на самом деле было правдой, то происходило совсем недавно, так как выглядел мистер Эллин не таким уж и старым.
Когда он был увлечен интересной беседой, то казался и вовсе молодым. Однако он был подвержен частым переменам настроения. Соответствующим образом менялось и его лицо. Его глаза, подобно хамелеонам, могли изменять свой цвет. Временами они были голубыми и веселыми, потом становились серыми и мрачными, а иногда даже зелеными и сверкающими. Роста он был среднего, довольно худощав и жилист. В общем, его можно было назвать привлекательным мужчиной. Он жил в этих краях не более двух дет; о его прошлой жизни ничего не было известно. Однако когда приходский священник – а он происходил из хорошей семьи, имел вес в обществе, и, вне всякого сомнения, среди его знакомых не было людей с сомнительной репутацией – представил его, то мистер Эллин сразу же был принят местным обществом и всем своим поведением доказал, что он достоин подобной чести. Одни называли его неординарным человеком и даже считали экстравагантным, другие, наоборот, полагали неуместным применение подобных эпитетов на его счет. Он казался им человеком очень тихим и безобидным, но не всегда до конца откровенным и понятным, как, возможно, им хотелось бы. У него был тревожный взгляд, и иногда во время беседы он как-то уж очень неопределенно выражал свои мысли, но, тем не менее, все считали, что делал он это без злого умысла.
3 
