44 
Мой муж так же ревностно выполнял свои супружеские обязанности, как и свои коммерческие операции, и мне пришлось привыкнуть к его постоянному вниманию и смириться с этим. Такие неудобства испытывают многие женщины. Хуже всего было то, что у меня совершенно не было времени для себя самой. Моей голове требовалась интеллектуальная пища, а мой муж даже никогда и не задумывался над этим. Он решил взять заботы о наполнении этой самой головы на себя. В течение всего дня и даже вечером он излагал мне свои собственные теории и делился своими взглядами и суждениями. Даже ночью он не оставлял мои бедные уши в покое – я вынуждена была слушать его громкий храп.
Но во всем этом не было ничего необычного. Тогда что же меня так удивило? А удивило меня то, что, несмотря на все эти странности семейной жизни, я совершенно не изменилась. Я предполагала, что со временем превращусь в степенную, ни к чему не стремящуюся, довольную жизнью женщину. Но, к моему удивлению, эта полная изоляция только закалила мою душу. Все мои вкусы и привязанности остались прежними. Я была все такой же неугомонной и любознательной. Меня посещали прежние желания и мечты. Они волновали меня, словно свежий морской бриз.
Однако мистер Челфонт обладал одним чудесным качеством. Альберт был так доволен своей жизнью, что этот его восторг почти полностью примирял меня с тем, что мне пришлось отказаться ради этого от своих собственных жизненных устремлений. Он невероятно любил свое дело. Деятельность по созданию видимости благополучия была для него неисчерпаемым источником вдохновения. Теперь же у него появилась еще и жена – молодая, сильная и красивая. Он был в восторге от этого приобретения. Он никогда не спрашивал меня о том, люблю ли я его. И если бы я когда-нибудь спросила его о том, испытывает ли он сам какие-нибудь чувства ко мне, это озадачило бы его не меньше, чем если бы я попросила его высказать свое мнение о последних французских романах. Совсем не важно, что ты чувствуешь, главное, чтобы внешне все выглядело пристойно. Это стало его основным жизненным принципом. Должно быть, я надолго задумалась, глядя на зеленую ткань, лежащую передо мной. Она напоминала мне девственный лес. Рядом лежали серебряные ножницы, похожие на хищную птицу с длинным клювом, которая выслеживала добычу. А в углу, на кресле возле камина, свернувшись калачиком, спала мисс Фитцгиббон.
Я отнесла ее в спальню (надо сказать, что весила она не больше, чем весил бы ребенок десяти-одиннадцати лет). Вернувшись в комнату, я села в кресло, которое еще хранило тепло ее тела, и так просидела почти целый час, глядя на огонь, пока ярко горящие дрова не превратились в тлеющие угли.
Мне понадобилась целая неделя для того, чтобы поближе узнать своего мужа. Он был человеком привычки и напоминал мне листок бумаги, исписанный с одной стороны широким размашистым почерком. Просыпался он рано, завтракал всегда в одно и то же время, за ужином обязательно ел баранину, хлеб с маслом и пил чай. Во время еды ему нравилось развлекать меня рассказами о том, как идет торговля в его бакалейной лавке. Мне все эти истории совершенно не казались интересными, и, как бы в подтверждение этого, мой супруг часто засыпал, не закончив своего повествования. Как-то раз, глядя на его внушительных размеров телеса и слушая, как он мирно похрапывает с присвистыванием, словно закипающий чайник, я подумала о том, что он никогда не раскрывал передо мной свою душу, никогда не злился, никогда не рассказывал о своих детских шалостях. И все же, если бы меня попросили подробно описать, что за человек был мистер Альберт Челфонт, то я наверняка великолепно бы справилась с этим заданием. И это несмотря на то, что я была знакома с ним всего месяц, а замужем за ним была и того меньше – одну неделю.
Прошло достаточно много времени, прежде чем я окончательно привыкла к тому, что я теперь миссис Альберт Челфонт. Мне было странно слышать, когда ко мне обращались «мадам», несмотря на то что я была еще почти ребенком. Так же странно, но, не скрою, приятно было чувствовать себя человеком солидным и уважаемым. Правда, я потеряла свою независимость и даже лишилась своего собственного имени, так как Альберт наотрез отказался называть меня Изабель или Айза. Он звал меня Бель. Бель Челфонт! Так можно было бы называть моложавую, пухленькую, степенную матрону. Когда же я смотрела на себя в зеркало, то видела совершенно противоположную картину. Я видела в нем юную, еще не до конца сформировавшуюся девушку. Мне казалось, что жизненный путь этой девушки еще не определен и она по-прежнему надеется на то, что найдет свое счастье.
44 
